Сказание о Скорбящем Лике

Если пройти около полукилометра от поселка Нижний Архыз по дороге, ведущей вниз по течению Большого Зеленчука, а затем подняться немного вверх, по склону горного хребта Мицешта, можно достаточно хорошо разглядеть удивительную наскальную икону. Наскальных изображений Иисуса Христа в мире вообще совсем немного, но это — совершенно непохожее ни на одно другое. Ваш взгляд встречается с очень печальными, полными сочувствия и скорби глазами Спасителя — как будто именно здесь, рядом, оборвалась судьба очень дорогого, любимого человека... Некоторые ученые, которые исследовали наскальный Лик, утверждают, что он создан относительно недавно, в конце 19-го века. Однако, рядом со скалой, на которой написана икона, археологами найдено несколько древних захоронений, которые говорят о том, что это место было святым для христиан в течение нескольких столетий...

...Рассказывают, что более тысячи лет назад сюда, в столицу Алании — город Маас — для росписи только что построенного Преображенского храма приехал греческий художник по имени Дамиан. Художник этот был некрасив, мал ростом и к тому же сильно прихрамывал — за несколько лет до приезда в Аланию он упал с лесов во время росписи одной из византийских церквей и сломал ногу. Но вряд ли где — либо еще был такой искусный мастер иконописи — как будто не он писал фрески на стенах и сводах, храма, а сам Господь водил его рукой. Лики святых словно оживали под его волшебной кистью, а библейские сюжеты были исполнены столь мастерски, что казалось — их герои и правда разговаривают с молящимися, сражаются, гневаются или движутся в своем вечном и безостановочном шествии по реке времени.

В трудах и заботах протекали месяцы, годы, все прекраснее становился Храм Преображения Господня, а севернее его уже выросли стены нового кафедрального собора Святого Георгия — Победоносца. Ни у кого не было сомнений, что и этот — главный собор Алании — так же будет расписывать Дамиан. Теперь работы доставало ему до самого конца жизни, хотя его все-таки тяготила эта жизнь среди гор, среди чужого народа, который постепенно приходил к христианству, но еще во многом следовал старым традициям и продолжал чтить языческих богов. К счастью, правитель Мааса, могущественный царь Сариор уже принял к этому времени христианскую веру, посещал молитвы, и, всякий раз бывая в храме, как зачарованный, подолгу рассматривал фрески Дамиана. Вместе с Сариором часто приходила и его дочка — улыбчивая и шаловливая Айгора. В храме перед образами, созданными Дамианом, она сразу же затихала, говорила о чем-то полушепотом, как будто разговаривала со святыми, которые внимательно смотрели на нее с высоких каменных сводов и стен, освещенные таинственным светом, падавшим из окон и куполов. Вскоре она привязалась к Дамиану настолько, что приходила к нему в храм почти каждый день, помогала растирать цветные камешки, подавала инструменты, мыла кисти, но чаще всего — просто смотрела, как под рукой мастера оживает мертвая штукатурка, и вместо серого и ровного безжизненного поля перед глазами появляются все краски прекрасного окружающего мира. Сариор иногда выговаривал Айгоре, что негоже царевне водить дружбу с ремесленником, но, сам при этом восхищался искусством художника, понимал, что созерцание его образов не может нанести вреда дочери, оно лишь возвышает ее юную и нежную душу.

Больше всего в жизни Айгора любила ездить по горным лугам на своем гнедом скакуне по кличке Чадар. Она с малых лет училась верховой езде и была прекрасной наездницей. Обычаи запрещали женщинам принимать участие в праздничных скачках, но девушка переодевалась в мужской костюм, состязалась с лучшими джигитами и часто оставляла их позади себя в стремительной гонке. Все, конечно, знали, кто на самом деле победитель, но в народе любили веселую и озорную царскую дочь, поэтому охотно прощали ей и эти — не совсем девичьи шалости. И лишь один человек в Маасе — старый Хранитель Святилища Бога Тейри всякий раз, зло сморщившись, потрясал костлявым кулаком и говорил царю Сариору:

— Опасайся, царь, твоя дочь бросает вызов Богам и они не пощадят ее за это!

Но Сариор только усмехался и говорил Хранителю:

— Уймись, старик, кто теперь верит твоим Богам, да и существуют ли они ещё?

Прошло несколько лет. Айгора повзрослела, стала красивой , стройной девушкой, и царь Сариор стал всерьез подумывать о ее замужестве, но она и слышать не хотела ни о каких женихах. Сариор долго недоумевал, не мог понять, почему его дочь отказывает самым знатным юношам. Однажды, после очередного разговора на эту тему, Айгора заплакала и сказала:

— Прости меня, мой отец, но в этом мире существует только один мужчина, с которым я хотела бы связать свою судьбу ...

— Кто же он? — с удивлением воскликнул Сариор.

— Он — тот, кто открыл для меня Небо, тот, под рукой и кистью которого оживают мертвые стены, кто своими чудесными красками превращает сырую холодную осень в теплое и благодатное лето, тот, с которым Бог стал близким и понятным душе каждого из нас. Это — Дамиан.

— Но ведь он всего-навсего ремесленник, пусть даже весьма искусный, но ремесленник! Пойми, я не могу выдать тебя замуж за него — сердито ответил царь.

— Я понимаю, отец, поэтому и не прошу тебя об этом. Об одном прошу — не заставляй меня стать несчастной на всю жизнь с нелюбимым — тихо сказала Айгора.

— Если Дамиан склоняет тебя к этому, я завтра же выгоню его из города, или сброшу со скалы!

— Нет, отец, Дамиан никогда не говорил со мной о любви и, тем более, никогда не осмелится просить у тебя моей руки. Но по его глазам, по голосу, по тому с каким волнением всякий раз он встречается со мной, я знаю — он меня любит так же, как я его. Не трогай его, отец. Он ни в чем не виноват ни передо мной, ни перед тобой. Если же с ним что — нибудь случится — знай, не стану я жить на этом свете...., — тихо сказала Айгора и ушла в свои покои.

Задумался царь Сариор — как быть в таких обстоятельствах? Но, поразмыслив, решил, что дочь его еще слишком молода, и до ее замужества есть еще время. Можно подождать, а потом, глядишь, первая влюбленность пройдет, и все устроится наилучшим образом. Да и стоит ли принимать всерьез Дамиана — слишком стар он для юной девушки.

Минула осень, потом зима, и когда появились первые весенние цветы, Айгора поехала прокатиться по горным лугам. Погожий день совсем не предвещал беды, Чадар неторопливо нес ее между солнцем и голубыми цветами, и она не сразу заметила, что за ней гонятся на конях какие-то всадники. Когда заметила, стало ясно, что недобрые это люди, что смерть или плен грозят ей на этом лугу. Во весь опор пустила она своего коня, чтобы уйти от погони, как мог, мчался ее верный Чадар. Но он не смог стать быстрее выпущенной из лука стрелы, и Айгора упала, обагрив своей кровью молодую весеннюю траву. Последнее, что прошептали ее губы, было любимое имя: «Дамиан...»

Не было предела горю царя Сариора. Он похоронил Айгору в Преображенском храме по христианскому обряду, а когда после похорон шел во дворец, вышел навстречу ему Хранитель Святилища Тейри и зло бросил в лицо:

— Видишь, царь, говорил я тебе, что Боги не простят ей!...

Разгневался Сариор, выхватил саблю, и с размаху рассек хрупкое тело старика сверху донизу. А через несколько месяцев и сам он умер, оставив царство своему младшему брату.

После гибели Айгоры Дамиан постригся в монахи, нашел место на горе с противоположной стороны реки и выкопал там небольшую келью. С утра он по-прежнему расписывал храмы, но после полудня уходил к себе, до самых сумерек писал на расположенной рядом скале скорбящий образ Спасителя и горевал о своей любимой. А когда в остывшем осеннем небе зазвучали песни улетавших на юг журавлей, вырубил он мелкие деревья и кустарники, окружавшие скалу, и взорам людей открылся скорбящий лик Христа, который смотрел на храм, туда, где упокоился прах царской дочери. Люди молились на этот образ и думали о том, что он чем-то отдаленно напоминает лицо иконописца.... Здесь и дожил монах Дамиан до глубокой старости, и похоронен он был здесь же, у подножия скалы.

Десять веков пролетело после этих событий, город Маас пережил монгольское нашествие, несколько кровавых войн, и, в конце концов, от него не осталось почти ничего — разве что фундаменты домов, которые, впрочем, тоже засыпаны толстым слоем земли. В древних, тысячелетних храмах византийской постройки уже нет прекрасных росписей и фресок греческих мастеров. В конце 19-го века здесь действительно работала Императорская археологическая экспедиция, в составе которой был художник Дмитрий Струков — некоторые ученые утверждают, что именно он и создал наскальную икону Иисуса Христа. Но, скорее всего, он первый после нескольких веков заброшенности обнаружил ее среди зарослей и реставрировал. Жестокий двадцатый век снова поверг Лик в забвение, и только на исходе столетия образ Спасителя был открыт заново. Какой будет его дальнейшая судьба? Неизвестно...