Путешествие в Антимир
Научно-фантастический рассказ
В 90-е годы теперь уже прошлого ХХ столетия на одной из конференций, посвященных борьбе с наркоманией, я познакомился с известным ученым, психиатром, доктором медицинских наук Антоновым Александром Ивановичем. Он подошел ко мне в перерыве и, представившись, задал, как мне показалось, странный вопрос:
— Достаточно ли хорошо Церковь знает признаки пришествия Антихриста?
Я ответил, что в Священном Писании указаны некоторые признаки пришествия Антихриста. Также учение об Антихристе изложено в Священном Предании у некоторых Святых Отцов.
Он очень внимательно слушал меня. В конце нашей краткой беседы я не удержался от вопроса, почему его интересует тема Антихриста. Он как-то загадочно улыбнулся и пообещал, что на следующей встрече обязательно ответит на мой вопрос. Мы расстались, обменявшись визитными карточками. Прошло два месяца, я уже стал забывать о нашей мимолетной встрече, как мне позвонил Александр Иванович и пригласил приехать в областную психиатрическую больницу.
Александр Иванович принял меня в своем просторном кабинете и, попросив секретаршу принести чай, стал вводить в курс дела.
— Я, отец Николай, уже тридцать лет тружусь в области психиатрии. Каких только случаев ни навидался. Но этот мне представляется самым загадочным с точки зрения науки. Вот уже более двух месяцев у нас на лечении находится необычный пациент — доктор физико-математических наук. В июле 1990 года его обнаружили в своей лаборатории лежащим без сознания. Сердце, хотя и слабо, билось, организм функционировал, но привести его в чувство врачам не удалось. Так в коме он пролежал два года в клинике КГБ. Когда он вышел из комы, то стал нести такую несусветицу: про антивселенную и про Антихриста, что его, конечно, направили к нам. Поскольку он является носителем военно-стратегических секретов, то его содержат в особом закрытом режиме. Он давно уже просит привести к нему священника. Признаюсь Вам честно, кроме небольшого нервного возбуждения, никаких других отклонений я в нем не вижу. Если не считать этих его бредовых фантазий, то в остальном он — нормальный человек. Я уже подумываю, не стоим ли мы перед великим медицинским открытием. Ведь это может свидетельствовать, что у человека, находящегося в коме, тоже есть сны с самыми фантастическими видениями. Меня смущает в этом предположении только то, что больной в своей жизни ни разу не читал Евангелия, это типичный советский ученый, которого с юности интересовала только физика и математика. Тогда откуда же, спрашивается, у него эти фантазии? Ведь сон есть некое отражение реальности виденного и познанного человеком. Впрочем, отец Николай, не буду Вас загружать своими догадками, хочу, чтобы Вы сами послушали и сделали свой вывод.
Мы с профессором вместе пошли в отдельно стоящий корпус. На втором этаже санитар открыл нам дверь, и мы очутились в небольшой, но довольно-таки уютной комнате. В ней находились кровать и стол, над столом — полочка с несколькими книжками и тетрадями. На полу — небольшой коврик. От стола к нам навстречу поднялся невысокого роста худощавый пожилой мужчина в больших роговых очках, слегка лысоватый, с немного бледным лицом. На вид ему было 60–65 лет. Он улыбнулся Александру Ивановичу как старому знакомому:
— Наконец-то, Александр Иванович, снизошли к просьбе невинно осужденного.
— Ну, что Вы, Павел Петрович, такое говорите, для нас Вы не осужденный, а лишь пациент, нуждающийся в лечении.
— Чего же тогда здесь держите? — указал на окна с решетками Павел Петрович. — Ладно, не будем об этом, — махнул он рукой, — не маленькие мы дети. И я, и Вы, Александр Иванович, все понимаем. Знакомьте меня с батюшкой.
— Это отец Николай, — представил он меня, — священник грамотный, окончил Духовную академию, преподаватель богословия. А это — Павел Петрович Овчинцев, доктор физико-математических наук, — представил уже мне своего пациента Александр Иванович.
Овчинцев, смиренно преклонив голову, произнес:
— Благословите меня, отец Николай.
По тому, как он не сложил руки для благословения, а держал их по швам, я сделал для себя вывод, что он — человек нецерковный и, просто перекрестив, возложил ему на голову руку.
— Ну, так я вас оставлю для тайны исповеди, — засуетился Александр Иванович.
— Да оставайтесь и Вы, Александр Иванович, у меня для батюшки ничего такого нет, чего бы я Вам не рассказывал.
Санитар занес еще одну табуретку, и мы расселись.
— Меня здесь, отец Николай, держат за ненормального, — начал свой рассказ Овчинцев. Главврач хотел что-то возразить, но Овчинцев махнул на него рукой:
— Не надо, Александр Иванович, я бы и сам в свое время посчитал все это бредом безумца.
Началось все с того, что в январе 1964 года меня, молодого, подающего надежды физика, послали на заседание Астроно-мического совета АН СССР в Эстонию, в Тартускую обсерваторию. Там-то я услышал доклад академика Наана о симметричной Вселенной, наделавший так много шума в научных кругах и породивший много споров. Не загружая Вас, батюшка, ненужными для Вас научными подробностями, скажу лишь, что суть теории академика Наана об антимире, или симметричной Вселенной, сводилась к следующему. Современное развитие физики привело к открытию античастиц для всех фактически известных частиц в мире. Частицы и античастицы — это своего рода двойники, отличающиеся друг от друга только противоположными зарядами. Но если частицы являются «кирпичиками» нашего мира, то античастицы — лишь на мгновения появляющиеся в нем «гости». При встрече античастиц с частицами происходит аннигиляция, попросту сказать, происходит взрыв, в результате которого они взаимно уничтожаются, выделяя при этом огромное количество энергии. На основе многочисленных наблюдений за античастицами и изучения их поведения в нашем мире некоторые ученые пришли к выводу о существовании антимира, который подобен нашему миру и сосуществует с ним, но отличается противоположным по отношению к нему знаком. Скандальным в этом докладе академика Наана явилось то, что обе половины Вселенной — мир и антимир — возникают, в конечном счете, из ничего, из абсолютной пустоты. При строгом соблюдении законов сохранения это кажется предельно парадоксальным. Ведь смысл законов сохранения в том-то и состоит, что ничего из ничего не возникает. Ничто не может породить нечто. Согласно утверждению Наана, ничто порождает нечто и антинечто одновременно. Все довольно-таки элементарно.
Павел Петрович встал и, подойдя к столу, начертал карандашом на бумаге:
— Вот смотрите: равенство (–1) + (+1) = 0 может быть прочитано наоборот 0 = (–1) + (+1). То есть исходным строительным материалом Вселенной является пустота, вакуум.
— Но ведь это согласуется с библейским учением, что мир сотворен Богом из ничего! — воскликнул я.
— Вот именно это, отец Николай, и насторожило наших атеистов в теории Наана, она косвенно подтверждала догмат Церкви о творении мира Богом из ничего. Но я, по молодости, не придал этому значения. Меня увлекла сама идея существования антимира. Приехав с заседания в Москву, я полностью углубился в изучение античастиц. Для своего начальства я подготовил обстоятельный доклад об использовании античастиц для изготовления оружия огромной разрушительной силы. Наверху очень заинтересовались этим и мне выделили целую лабораторию со штатом сотрудников. Через семь лет самой плодотворной работы я защитил докторскую диссертацию. Стал самым молодым доктором физико-математических наук. Я пришел к научно обоснованному выводу, что раз есть проникновения отрицательно заряженных частиц в нашу Вселенную, то наши положительные частицы также должны проникать в антивселенную. День и ночь я работал над модулированием аппарата для засылки частиц в антимир. Порой мне казалось, что я близок к открытию века, да, наверное, и тысячелетия. Я уже был убежден, что посылаю в параллельную Вселенную положительные частицы, но подтвердить это было невозможно. Вот если бы удалось послать туда целый аппарат, наподобие космического, который мог бы вернуться и принести необходимую информацию! Теперь уже я просыпался и засыпал только с этой мыслью. Ко всему другому я потерял всякий интерес. Когда-то я с удовольствием читал Пушкина, сейчас я не мог прочесть ни строчки, когда-то я очень любил классическую музыку, сейчас это мне казалось пустым времяпрепровождением. Я жил только одним. Одержимый своей идеей, я, убежденный атеист, вдруг стал молиться неведомо кому о том, чтобы мне открылось то, чего еще не хватает в моих теоретических разработках. И мне вскоре это открылось.
Для нас, научных сотрудников в сфере ядерных исследований, были доступны все архивы, вывезенные из секретных научных лабораторий фашистской Германии. В них-то я и наткнулся на одну папку, на которой стояла личная пометка академика Королева, что для исследовательских работ она не представляет пользы, так как от всех документов в разработке этого направления осталось несколько листов с непонятными формулами. Но когда я увидел эти формулы, сердце у меня чуть не выпрыгнуло из груди. Это были те же исследования об антимире, которые вел я. И то, чего мне не хватало для дальнейших разработок, было как раз в этих формулах. Шел 1990 год, я не стал докладывать наверх о моей находке, желая вначале убедиться в правильности своих исследований. В течение трех месяцев я готовил свой аппарат. И когда он уже был готов к испытанию, случилось непредвиденное. В лаборатории я, как всегда, задержался допоздна. Включив еще раз аппарат для проверки, я вдруг очутился в темноте, погас свет. Я решил выяснить, в чем дело, и направился к двери, забыв отключить мой прибор. В это время снова была подана в лабораторию электроэнергия, и я оказался в зоне действия моего аппарата, посылавшего предметы в антивселенную, а уже в следующее мгновение был перенесен им совсем в другой мир. Мир, в котором я очутился, был не просто за сотни световых лет от дома, он был гораздо дальше всех мыслимых расстояний. Он находился в другом измерении. Это был мир, который не существовал для нас на земле и для которого не существовал этот наш земной мир. Я увидел, что нахожусь в чужом городе, посреди огромной улицы, по которой сновало множество прохожих, но на меня никто не обращал никакого внимания. Кругом сияли разноцветные рекламы, гремела какая-то неприятная музыка, что-то среднее между тяжелым роком и визгом недорезанного поросенка. Сразу за тротуарным парапетом начиналась довольно-таки широкая проезжая часть улицы, по которой в несколько рядов двигался сплошной поток разноцветных автомобилей. Я заметил, что в этом мире еще труднее дышать, весь воздух пропитан гарью и смогом. Потоптавшись на месте, я влился в общий людской поток и пошел, как говорят, наугад. Шел я довольно долго, мне начинало казаться, что этой улице не будет конца. Но вскоре поток прохожих стал заметно редеть, отсюда я сделал заключение, что двигаюсь от центра города к окраине. Тогда я развернулся и снова пошел в сторону центра. В конце концов, я страшно устал и захотел есть, но не знал, к кому мне обратиться и как. Не буду же я доказывать им, что прибыл с другой Вселенной. Меня примут за сумасшедшего. Да и на каком языке я буду с ними изъясняться, моего они не знают, их языка я не знаю. Я брел все дальше и дальше, совершенно не понимая, для чего мне это надо и что мне делать. Прокралась в сердце, а потом охватила всю душу тоска, тоска одиночества. Огромный город — и ни одной родственной души. Все чужие, я никому не нужен.
Зачем я здесь? — задавал я уже в который раз себе этот вопрос. Наконец, окончательно выдохнувшись в этой бессмысленной ходьбе, я забрел в какой-то скверик, сел на лавку и произнес вслух: «Господи, как же я устал и зачем я здесь?»
— Вы — русский? — услышал я возле себя вопрос на чисто немецком языке.
Я подскочил, как ужаленный, от неожиданности, уставившись на старичка, сидевшего на другом краю скамьи. Старичок был небольшого роста, с маленькими черными с проседью усиками под носом.
— Да, я русский, — в растерянности сказал я, — а Вы кто?
— А я немец, — ответил он как-то печально, — чем нисколько не горжусь.
У меня невольно вырвался глупый вопрос:
— Почему не гордитесь?
Тогда он вскочил с лавки и, махая руками, взволнованно заговорил:
— Потому что немцы не выполнили своего великого предназначения истории. Они проиграли войну. Хотя я вел, вел их к победе. Победа, которая навсегда бы решила все мировые проблемы. Вечный Третий Рейх все бы расставил в истории по своим местам, раз и навсегда. Но моя нация оказалась недостойной этого великого предназначения. Вот почему мне стыдно, что я немец.
— Вы — Адольф Гитлер? — с изумлением воскликнул я.
— Да, я Адольф, — как-то вяло ответил Гитлер, присаживаясь снова на лавочку, — хотя я и ненавидел вашего правителя Сталина, но он достойный соперник, у него есть, чему поучиться. В принципе, мы с ним в чем-то похожи.
— Он уже умер, — сказал я.
— Вот как, — встрепенулся Гитлер, — а что же теперь с Германией, кто правит в России?
Вам это может показаться странным, но во всей этой чужой и холодной антивселенной Гитлер был единственной мне родственной душой. Он мне казался родным и близким человеком. Там, на земле, он был для миллионов людей параноиком, выродком и убийцей миллионов, а здесь во всей Вселенной — единственным человеком. Сейчас мне было бы страшно потерять Гитлера, единственное звено между мной и всем человечеством, вне которого, оказывается, мы — ничто. Я не фашист, да и по своей сути ненавижу фашизм. Но я готов был обнять этого человека и рыдать у него на груди, и мне было все равно, кто он — Гитлер, Мао Цзе Дун или Сталин. Главное, что он был, как и я, человек, а вокруг — только античеловеки. Я охотно поведал Гитлеру о разделе Германии, о Нюрнбергском процессе, об атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, об образовании государства Израиль.
— А что, — спросил Гитлер, — Трумэна не судили за убиение сотен и миллионов невинных японцев?
— Нет, — сказал я.
— Ну да, я забыл, что победителей не судят, — вздохнул Гитлер. Теперь настала очередь задавать вопросы мне.
— А как Вы сюда попали, господин Гитлер?
— Думаю, тем же путем, что и Вы. Мои ученые разрабатывали новое секретное оружие. Получился выход в антивселенную. Делали опыт на тысячах заключенных. Все они впадали в кому. Но ученые утверждали, что духовная субстанция этих людей в это время — в антивселенной. Уже при штурме Рейхстага я распорядился применить на мне этот прибор, а тело мое, которое будет в коме, сжечь. Так я и оказался здесь. Долго скитался, пока не встретился с одним заключенным моего же концлагеря. Он мне и помог определиться, выучить язык. Я снимал квартиру у одной местной проститутки. У нее родился сын, конечно, не от меня, я-то — бесплотный. Когда мать его умерла, я воспитал его как собственного сына. Теперь он — ведущий инженер-химик в одной из корпораций. Талантливый молодой человек. Мою книгу «Майн Кампф» изучил по моим рассказам еще в детстве. А потом подрос и раскритиковал: говорит, много в ней хороших идей, но все это грубо и не вечно. Надо, он считает, смотреть в корень вещей. Истинная власть, говорит он, не силой оружия достигается. Кто сумеет примирить всех людей, сделать их счастливыми, тот и будет обладать высшей властью.
Мне высказывания приемного сына фюрера показалось разумными и интересными. Я рассказал Гитлеру, как попал в антимир. Услышав, что мне помогли разработки его ученых, он довольно хмыкнул.
— Пойдемте ко мне домой, — сказал он, — здесь недалеко.
— А что стало с тем заключенным концлагеря, с которым Вы повстречались? — спросил я.
— Он теперь с нами живет, оказался очень смышленым евреем. Вместе с сыном работает в его лаборатории.
Мы подошли к большому серому многоэтажному зданию и, поднявшись в лифте, вошли в квартиру. Квартира оказалась довольно просторной. Нас встретил Иосиф Яковлевич Делянский, бывший житель Житомира. За ужином он живо расспрашивал меня о всех новостях, происшедших за последние сорок пять лет. Узнав, что Сталин умер после начала расследования дела врачей, он многозначительно ухмыльнулся:
— Нечего было врачей задевать, жил бы до сих пор. Вскоре пришел приемный сын Гитлера — Адам Адольфович. Его очень заинтересовало то, что я — физик-ядерщик, а после того как он узнал о моем изобретении, обрадованно воскликнул:
— Вас-то мне и не хватало! Теперь многие вопросы пойдут быстрее.
Адам был приятной наружности, высокий, стройный молодой человек с пышными вьющимися волосами, с небольшой аккуратной бородкой. Правильные черты его лица всегда скрашивала улыбка, открывающая ослепительно белые ровные зубы. Довершали его портрет большие голубые глаза, взгляд которых был просто завораживающим. Манеры его были вкрадчивы и предусмотрительны. Он никогда не перебивал собеседника, лишь изредка вставляя реплики одобрительного характера. Но, если он начинал говорить, его хотелось слушать без конца. Он говорил логично, выверенно, строя свою речь так, как будто это были не его мысли, а мысли его собеседников, которые он просто угадывал.
— Будущее цивилизации — за наукой и наукоемкими технологиями, — говорил он за ужином, — кому не понять этого, как не Вам, дорогой мой друг Павел Петрович, ведь Вы отдали науке всю свою жизнь. Научно-технический прогресс не остановить. Он является плотью и кровью цивилизации. Надо только направить его на благо человечества, чтобы общечеловеческие ценности, такие как свобода, равенство, братство, не были бы только пустыми лозунгами разных демагогов, а стали бы реальностью для каждого человека, независимо от его национальности, религии и социальной принадлежности.
При словах «независимо от его национальности» Гитлер нахмурился. Адам, заметив это, рассмеялся:
— Я очень хорошо понимаю тебя, отец, но пойми, здесь нет немцев, кроме тебя и меня, конечно. Вот Иосиф — семит, Павел Петрович — вовсе славянин. Я же говорю об этих антилюдях, им надо дать наше, человеческое видение. Ты же понимаешь, они погибают, кончаются энергетические ресурсы планеты, перенаселение приведет к голоду. Надо спасать их.
— И кто же будет их спасителем, ты, что ли? — буркнул Гитлер.
— А почему бы и нет? Я в себе ощущаю это великое предназначение. Вчера, когда мне исполнилось тридцать лет, я явно услышал звучащий в моей душе голос, который призывал меня к спасению мира, и мне кажется, я знаю путь решения самых сложных задач современности.
— Сын мой, — сказал печально Гитлер, — почти за две тысячи лет до тебя у нас на земле уже объявлялся Спаситель мира, и все это закончилось плачевно. Я уверен, человечество можно спасти только силой оружия.
— Не прав ты, отец. Силой оружия можно лишь принудить человека внешне исполнить закон. А надо сделать так, чтобы сам человек стремился исполнить закон, чтобы он внутренне преклонился перед этим законом. Чтобы он его считал единственно нужным для себя. Необходимо покорить человека не внешне, а внутренне. Чтобы он добровольно, без принуждения, пошел бы за своим вождем — спасителем. Чтобы его воля раз и навсегда принадлежала тому, кто даст ему это спасение, этот выход из тупика, куда его привела человеческая история. Надо уметь делать вывод из уроков истории и не повторять ошибок Того Спасителя, о Котором ты мне говоришь.
— Откуда ты, сынок, знаешь о Том Спасителе?
— Мне Иосиф Яковлевич все рассказал об учении Христа.
— А, ну раз Иосиф Яковлевич, то я спокоен, — захохотал Гитлер.
— Зря ты, папа, иронизируешь, Иосиф Яковлевич специально занимался этой проблемой под руководством главного религиоведа России Ярославского.
— Я, господин Гитлер, Евангелие почти наизусть знаю, — уязвленный смехом фюрера, вставил свое слово Иосиф Яковлевич.
— Ну, ладно, — сказал Гитлер, — стар я уже спорить с вами, время мое прошло. Наверное, национал-социализм далеко не универсальный ответ для всех времен и народов. Но при мне за ним шли миллионы.
— А нам, папа, надо, чтобы за нами шли не миллионы, и даже не миллиарды, а все. Все, кто есть на этой планете. Если кто будет препятствовать этому, значит, он будет против всех. А раз он против всех, он обречен.
— Делай, как знаешь, — махнул рукой Гитлер, — все, что мог, я в тебя вложил, пойду отдыхать, что-то радикулит разболелся, наверное, к перемене погоды.
Когда мы остались одни, Адам стал расспрашивать меня о моем изобретении. Внимательно выслушав, он сказал:
— Возглавляемый мною отдел в нашей корпорации — ведущий. На ближайшем акционерном собрании меня должны избрать председателем директоров, потому что с помощью моих изобретений в области технологии управления мы стали получать сверхприбыли. Наши продукты питания производят во всех странах мира. Приоритетное направление нашей корпорации — это химические технологии. Вам я сразу по моем избрании выделю лабораторию для разработки Вашего аппарата. Нашими достижениями в науке мы должны осчастливить не только нашу Вселенную, но и вашу. Путь развития обеих цивилизаций должен быть один. Потом поговорим подробно, а сейчас идите отдыхать.
На следующий день я был принят на работу инженеромлаборантом в корпорацию, которую вскоре возглавил Адам Адольфович. Постепенно вникая в окружающую меня жизнь антимира, я увидел, что она мало чем отличается от нашей. Только технический прогресс у них ушел довольно-таки далеко. У них уже не было денег в нашем понимании. А вместо них заработную плату и пенсии переводили на индивидуальные электромагнитные карточки. После покупок в магазине с этой карточки снималась определенная сумма на специальных автоматах — кассах. Если сделка совершалась между жителями антимира, то это проделывалось также через автомат в банке. Жителей уверяли, что это уменьшит возможности бандитов, воров и наркоторговцев. Но те скоро приспособились к этой системе, и воровство только увеличилось. Адам мне по секрету сказал, что его лаборатория работает над созданием такой карточки, очень микроскопического размера, которая будет вставляться хирургическим путем в руку и ее невозможно будет украсть.
— А если воры отрежут руку? — спросил я.
— Тогда эта карточка не будет действовать, в мертвом теле она отключается.
— Но ведь бандиты могут украсть живого человека и заставить его перевести деньги со своей карточки на другую.
— Надо над этим подумать, — сказал серьезно Адам.
Вечерами мы собирались за чашкой чая. Я, Гитлер и Иосиф Яковлевич подолгу беседовали и спорили. Я узнал от них почти всю историю антимира. Она мало чем отличалась от земной, также — сплошные войны. В результате образовались две могучие сверхдержавы, противостояние которых сохраняло в мире некий баланс сил. Но если этот баланс сил не приводил к большим войнам, то мелкие войны стали возникать по всей планете, как грибы. В этих войнах тайно участвовали сверхдержавы. Другая угроза, которая висела над антипланетянами, это экологическая катастрофа. Засоренная атмосфера планеты дала о себе знать. Наступило резкое потепление, в результате которого возник так называемый «парниковый эффект», начались наводнения, землетрясения, тайфуны и прочее. Население увеличивалось, а ресурсы истощались. Адама Адольфовича по целым неделям не было дома. Он проводил свою избирательную кампанию в Высший межгосударственный совет. Что-то типа нашего ООН, но с неимоверно большими правами. После выборов Адам приехал домой возбужденный. И поделился планами со своими домашними.
— Теперь, когда меня выбрали в совет, — говорил он за ужином, — необходимо стать председателем его, и тогда можно будет проводить свои планы в жизнь.
План его был прост. Неожиданно для своей державы, от которой он был избран, выступить против политики своей страны в защиту малых стран и объединить их в этом противостоянии. А затем выступить примирителем всех, соединив их в одно общее государство, где будет мир и благоденствие.
— Как же тебе это удастся? — заинтересовался Гитлер.
— Все гениальное просто, отец. То, что отверг Христос на горе, когда ему давал советы ангел, посланный Всевышним, я, наоборот, как раз приму, и это приведет нас к полной победе и власти над миром. Помните, что ему сказал ангел: «Сделай из этих камней хлебы — и все увидят, что ты Сын Божий». А что ответил Христос? «Не хлебом единым жив человек». А чем же тогда он жив, я вас спрашиваю? Как только человек рождается, он криком возвещает, что хочет есть, и тянется к соску матери, чтобы напитаться, и не успокоится, пока ему не дадут есть, а не дадут — так умрет. И так — всю жизнь человека. Накорми человека, и он пойдет за тобой на край света, чтобы ты еще его кормил. Ты для него будешь истинный Спаситель и Царь. То, что это так, подтвердила дальнейшая Евангельская история. Помните, как Христос накормил пять тысяч человек пятью хлебами? Что сказали на это люди? Они закричали: давайте сделаем Его Царем! Но Христос не принимает этого предложения и уходит, чтобы получить вместо царского венца терновый венец, вместо трона — гроб. Где здесь логика, ведь это безумие! Увидев эту технологию власти, отвергнутую по неразумию Христом, я понял, по какому пути надо идти. Пищи на всех не хватает, ее добывают в поте лица, за хлеб люди воюют друг с другом. А между тем камни у всех под ногами, сумей сделать из них хлебы, и весь мир — у твоих ног, ты уже для всех спаситель.
— И как же можно превратить камни в хлебы? — со скептической ухмылкой оборвал рассуждения Адама Гитлер.
— Очень просто, папа, все гениальное просто. Камни — это неорганическая материя. Животные и люди могут потреблять и усваивать только органическую материю, находящуюся в растениях и себе подобных живых организмах. Но вот что интересно, сами-то растения, будучи органической материей, питаются неорганической и прекрасно существуют. Значит, и человек сможет, нужно только путем химических реакций из неорганики делать органику. Для этого я стал углубленно изучать биологию и химию. Именно наблюдение над процессом усвоения растениями неорганики позволило мне изобрести метод изготовления в буквальном смысле из камней искусственных белков, жиров и углеводов. И теперь мои фабрики будут миллионами тонн производить сдобные булочки, сосиски и бифштексы для всех людей.
— Гениально, — мы все повскакивали с мест и зааплодировали.
— Но это еще не все, — явно упиваясь нашим восторгом, продолжил Адам, — ведь как только ребенок насытился, он требует развлечений. Иначе опять будет недоволен, в этом Христос прав, что «не хлебом единым». Действительно, на протяжении всей истории мы видим, что люди требуют одного — «хлеба и зрелищ». Если есть то и другое, то они довольны, если чего-то не хватает, то начинают возмущаться. Поэтому ангел дал Христу и второй совет, он возвел Христа на крышу храма и предложил прыгнуть с нее, своей невредимостью поразить людей, чтобы они осознали, что перед ними не обыкновенный человек, но человекобог. Но Христос опять отверг это предложение. Я же возьму его на вооружение. Для этого я изучал технику иллюзионизма и другие пиротехнические тайны и достиг в этом определенных успехов. Самолет, на котором я полечу на первое заседание Межгосударственного совета, перед самой посадкой загорится, и я прыгну с двухкилометровой высоты. Уверен, что этот беспарашютный прыжок будет мне стоить председательского места в Межгосударственном совете.
— Там было еще третье предложение Христу, — напомнил Гитлер.
— Оно мне еще не поступало, — чуть заметно смутившись, парировал Адам. — Но я считаю, что за такие полезные советы можно и поклониться кому угодно как своему учителю, это не зазорно для того, кому, в конечном итоге, должен поклониться весь мир.
В течение следующего года все планы Адама Адольфовича исполнились и он стал полным диктатором планеты. Жили мы все в огромном мраморном дворце на берегу моря. Моя лаборатория, по распоряжению Адама, находилась рядом с его апартаментами. Работа по изготовлению аппарата завершилась, и я пошел докладывать об этом Повелителю Антимира.
Он сидел в своем огромном кабинете какой-то сумрачный. Но узнав о моих результатах, возбужденно вышел из-за стола и, подойдя ко мне, с чувством пожал руку.
— Спасибо, Павел Петрович, я очень этого ждал. Вы — единственный человек, кому я смогу открыть свою душу. Меня очень смущает одно обстоятельство. У меня нет радости от победы над антимиром. Я долго над этим размышлял. И вот до чего дошел. Знаете, Павел Петрович, почему мне так легко досталась эта победа?
— Наверное, потому, — предположил я, — что Вы все хорошо рассчитали, зная психологию и науку управления людьми.
— Нет, дорогой мой Павел Петрович, это лишь потому, что этот мир ненастоящий. Он лишь тень того мира, в котором явился Христос. Здесь не люди, это только призраки, этот мир нереален. Но я понял, что для меня это просто экспериментальная площадка. Я хочу в реальность. Я хочу насладиться настоящей борьбой за светлое будущее настоящих людей. Здесь мне не было почти никакого сопротивления. И знаете, почему? — перешел он на шепот. — Здесь нет Церкви, основанной Христом. С Его последователями я хочу сразиться. Это будет поединок не на жизнь, а на смерть. Если Ваш аппарат готов, то для эксперимента запустим вначале папу с Иосифом. Убедившись, что все удачно, тогда и мы с Вами последуем в Ваш мир.
На следующий день, когда я включил аппарат, Гитлер и Иосиф Яковлевич исчезли бесследно. А вот когда я отправил Адама, то он не исчез, а только замертво свалился на пол. Когда я подошел к нему, то увидел, что он живой, дышит, пульс прослеживается, правда, очень медленный. Я понял, что он жив, но находится в бессознательном состоянии. Я не на шутку испугался, что придет охрана и меня обвинят в покушении на жизнь правителя. Тогда я быстро включил аппарат и вошел в зону его действия. Когда я очнулся, то лежал на больничной койке. Но после того как я стал рассказывать о своих приключениях, то оказался здесь, дорогой Александр Иванович. Никто мне не верит. Вот думаю, может, священник хоть поверит.
Он вопросительно посмотрел на меня. Я весь смешался. Рассказ физика об антимире на меня произвел большое впечатление.
— Трудно мне поверить, Павел Петрович, в реальность всего этого, но то, что Вы поведали нам, не кажется мне абсурдным.
— Ну, что же, и на этом спасибо, — печально заключил Овчинцев.
Я распрощался с Павлом Петровичем, пообещав все обдумать дома и прийти побеседовать с ним еще раз. Прощаясь со мной, он попросил принести ему Евангелие. Я заверил его, что непременно выполню просьбу.
— Ну, что Вы обо всем этом думаете, отец Николай? — спросил меня Александр Иванович, когда мы вернулись в его кабинет.
— Не знаю, что и думать, но во всяком случае убедительность услышанного настолько велика, что я не исключаю того, что дух Антихриста уже гуляет на земле в реальном воплощении. Это, конечно, шутка, — тут же добавил я, — но если честно признаться, то пока и не знаю, что Вам сказать.
— А как Вы думаете, отец Николай, почему, интересно, в его рассказе Гитлер и Иосиф исчезли бесследно?
— Так ведь тела их сожжены: одного — в бункере, другого — в Освенциме.
— Да, действительно, все логично, на бессвязный бред больного воображения никак не похоже, — озадаченно сказал профессор, пожимая мне руку на прощание.
Он проводил меня до самой машины, договорившись со мной, что через недельку я снова приеду к ним в клинику.
Но повстречались мы с ним намного раньше. Через два дня он позвонил мне и с возбуждением в голосе попросил срочно приехать, но не к его клинике, а к военному госпиталю. Встретив меня около входа, он поздоровался и повел сразу в один из корпусов. Когда мы вошли в палату, я увидел на больничных койках трех спящих мужчин с подключенными медицинскими приборами. В одном из них я узнал нашего профессора физика Овчинцева.
— Я, отец Николай, специально привел Вас сюда, чтобы Вы убедились собственными глазами.
— Что же произошло? — воскликнул я.
Александр Иванович поведал мне следующую историю. На другой день после моего визита к ним пришли два сотрудника из ФСБ и увезли Овчинцева. Как потом оказалось, они привезли его в лабораторию, чтобы он показал, как действует аппарат. Вскоре всех троих обнаружили в лаборатории, они находились в коме и их привезли в военный госпиталь.
— Наверное, этот аппарат погружает человека в некий транс с возбуждением головного мозга, вызывающего галлюцинации сонных фантазий, — заключил профессор свои размышления.
Я подумал: интересно, что там, в антимире, делают контрразведчики и профессор-физик и что сейчас делает дух Антихриста на земле, воплотившись в человека? Господи, — тут же оборвал я свои размышления, — и что только ни полезет в голову после посещения психиатрической больницы.
Опубликовано: 09/08/2007
