Упал, отжался

Еще вчера ярко, по-летнему светило солнце. Казалось, что теперь-то уж точно — лето. Но не тут-то было, всю ночь лил дождь. Плюхай теперь по лужам. Да ладно бы еще если только ногами, а то ведь, скорее всего, придется и чем-нибудь другим, более ценным, плюхнуть.

Сашка монотонно передвигал ноги, изображая бег по грязной лесной дороге. Интереса в этом, не было ни какого, скучное и неблагодарное занятие. Как в старом армейском анекдоте — «Десантник — это целую минуту орел, и остальные пять суток лошадь». Смешно.

Группа растянулась, Сашка вошел в ритм, и бег уже не доставлял ему большого неудобства. Автомат дает наклон вперед, «РД»[1] уравновешивает сзади, простая и незатейливая схема маятника, ее эффективность подтверждена многими километрами марш-бросков.

— Взвод, стой! Упор лежа принять!

Вот оно — счастье. «Здравствуй, родная!», — Сашка не раздумывая упал в лужу под ногами.

— Ждем отстающих! — старший ходил вдоль колонны тяжело дышавших курсантов, бодрый и веселый, вроде как и не бежал, — Догнал товарищей – упал, отжался! Не ждем приглашения! Лечь, вста-а-ать, лечь, вста-а-ать, — и уже более приветливо, — Смелее товарищи курсанты, смелее. Стесняться с барышнями будете!

Шутим. Мысли в голове вяло шевелились. Интересно, кто там в отстающих. Опять наверное Женька Толстый. Точно, больше некому. Как только он появился в клубе, так сразу в марш-броски и вошло такое разнообразие с лужами. Вот ведь, зараза. Почти девяносто килограммов и, — «Все равно, буду в десанте, а кто против — во..». Кулак у него конечно, знатный. В рукопашке против него лучше не вставать. И чего ему здесь надо? Сашка вспомнил, как к отцу Виктору, руководителю клуба, приходила Женькина мать. Хорошо одетая, полная и, судя по всему, добрая женщина. Женька на нее очень похож. У них тогда проходили занятия на территории храма, где служил отец Виктор, и она пришла уговаривать его не принимать сына в клуб. Честно говоря, по первому времени все так и подумали – пришел поиграть. А чего ему еще делать? Заканчивает школу, поступает в институт, потом карьера. Отец у Женьки какой-то «туз». Сам-то он не слишком распространяется, а паренек один, с их двора, говорил, что у него бизнес серьезный. Вот он в этом бизнесе и живет, домой только деньги носит. Так Женька возле матери и вырос. Некоторые даже его маменькиным сынком называли, но недолго. Как он сам любит говорить, — «Не терплю двусмысленностей». В общем, остался Женька в клубе, да и пацаны его приняли, свой, без понтов.

— Всем встать, строится!

Вот и пришло время с лужей расставаться, а жаль — почти породнились.

— Взвод! Бегом — марш!

Ух! Давай, Александр, давай! Двигай ногами, уже недолго. Вот на этот холм, потом вниз метров пятьсот, а там рукой подать.

Интересная штука — жизнь. Еще два года назад болтался Сашка по дворам, по рынкам промышлял. Школу почти забросил. Отца нет, матери было не до него. Пока бабушка была здоровой, хоть как-то еще внука поддерживала. Потом слегла, сейчас уж не встает. Но, как в народе говорят, нет худа без добра, — вроде мать одумалась. И валяться бы Сашке, в каком-нибудь подвале под кайфом, если бы не батюшка. Да и не только ему. Пятнадцать человек их в клубе «основного состава» и все разными дорогами пришли, похожих нет. Сашка скосил взгляд на отца Виктора, тот бежал сейчас рядом с ним. В камуфляже, с полной выкладкой, никак не похожий на священнослужителя. Сашка усмехнулся вспомнив, как однажды, один подвыпивший мужичок долго отказывался поверить в то, что перед ним православный священник, уж больно не сходится с тем образом, к которому привыкли люди.

— Что курсант, весело? Ну, ну.

«Здорово все-таки получилось, повезло, что и говорить», — в свои неполные семнадцать лет Сашка умел ценить добро, — «К службе в десанте готовиться, это конечно, не гербарии собирать, ну, да и мы вроде не ботаники, сдюжим».

Огонь освещал молодые лица сидевших вокруг костра ребят. Очередной полевой выход военно-патриотического клуба успешно закончился, завтра домой. Так уж повелось, что последнюю ночь в лагере никто не спит. Играет гитара, идет разговор. Выгадав момент, Сашка пододвинулся ближе к отцу Виктору:

— Батюшка, вот вы все говорите: покаяние, исповедь, а какой толк мне на исповедь ходить, если я как из храма выйду, так снова нагрешу. Я вот, к примеру, не хочу драться, — вокруг дружно засмеялись, всем был известен Сашкин задиристый характер, — ну чего ржете, правду говорю. Я же не виноват, что ко мне всякая пьянь липнет, вон Женьку за три метра обходят, а меня вроде весело зацепить. Нет, ну бывает, конечно, что и сам, но это редко, да и то, если за дело. Так как, отец Виктор, вот исповедался я, а на другой день опять… «ситуация», как говорит наш участковый. Выходит, я вру на исповеди, типа «простите, я больше так не буду», а как за ворота – так опять за старое.

— Как тебе сказать? — отец Виктор, внимательно смотрел на огонь. — Понимаешь, дело не в том, чтобы совсем не грешить, человеку это невозможно, а в том, — он повернулся к Сашке, — чтобы после падения найти силы подняться, хотя бы попытаться, а уж на ноги Господь Сам тебя поставит.

— Выходит — упал, отжался.

— Выходит, что так.

[1]   «РД» — рюкзак десантника.