Чем пахнет самоубийство

Посвящается моей подруге Елене…

В пещере колдуньи курились тошнотворные благовония и томились в микроволновке ядовитые настои на травах. В углу тихо мерцал телевизор, а на стене мерно гудел кондиционер.

— Как дела, мерзопакостная? — раздался голос старого — очень старого — приятеля, и на кожаном стуле материализовался один из самых гнусных бесов во всей преисподней.

— Мерси за комплиман, затейник, — прошамкала ведунья и кивнула гостю бородавчатой отвратительной головой. — Как твои дела?

— Отвратительно, — с клыков нечистого закапала такая ядовитая слюна, что даже домашние крысы и пауки мигом разбежались и попрятались по углам. — У нашего заветного моста мы потеряли троих. Так старательно вели эту пыль земную к самоубийству — и на тебе. Всё напрасно… Где рабов брать, скажи?! Вся охота насмарку.

— А вот у тебя, я смотрю, бизнес идёт неплохо, — кивнул демон, просматривая надписи на готовых горшках и банках, — «ревность», «обида», «месть», «отчаяние», «зависть»… И как распределяешь по людишкам? Какой Еве что достанется?

— А, какая разница! Был бы результат. Почти каждая из них может выпить любую миску моего пойла — и понять, насколько её жизнь бессмысленна. И наложить на себя руки. Это у вас там, с мужиками, строгая специализация. Я же опираюсь не на логику, а на чувства, эмоции! «Летите, мушки, в сети, недолго жить на свете!» — просипела она последний хит кромешного сезона.

— А там, наверху, не протестуют?

— У людишек свобода воли, между прочим. Хотят в ад — добро пожаловать.

— А это что? — рогатый собеседник ткнул когтем в разбитые горшки, из которых вытекала какая-то нестерпимо зловонная жижа.

— Брак, — с нескрываемым разочарованием просипела «народная губительница»… то бишь, «целительница». — Эти замечательные снадобья были отвергнуты. Ненавистные людишки до сих пор живут припеваючи, а классный товар тухнет.

— И что же ты не стёрла мерзавок в порошок?

— Да… всё та же свобода воли, будь она неладна. В этом случае там, знаешь, как вступятся — костей не соберёшь.

— И почему так резко пахнет? Прелесть — слов нет, но не для человеческого же обоняния!

— Ну, отдушки и ароматизаторы выветрились — вот и воняет. А что? Мне нравится! — И карга бросила в котёл одну из своих зелёных бородавок…

На этом месте сон кончился.

— Ну и бред! Надо же такому присниться? — Муся тряхнула хорошенькой кудрявой головкой и сладко потянулась.

Через несколько секунд она уже скидывала шёлковую пижамку и облачалась в полупрозрачный халатик нежно-розового цвета.

Крепкий кофе вместо завтрака — и к зеркалу. Тридцать минут на макияж, десять — на причёску, а потом — одеваться. Натянув на стройненькую фигурку последний писк моды, Маруся-Муся-Маша-Маня-Мария сунула свои длиннющие ножки в туфельки и подхватила новенькую сумочку, привезённую бой-френдом из Франции. Солнце сияло сегодня так ярко, словно тоже заразилось Маруськиным настроением. Оно так и манило выйти на свежий воздух. Маняша улыбалась: она прекрасно знала, что именно ждёт её за порогом родного дома. Проезжающие и проходящие мимо мужчины будут пожирать юную красавицу взглядами, и весь мир, покорно лежащий у ног, будет дарить только радостные и приятные сюрпризы. Вот только машину она себе пока ещё не завела, но любимый так прозрачно об этом намекал, что исполнение заветной мечты было лишь делом времени…

…И как раз в этот момент раздался тот самый требовательный и властный роковой звонок.

— Иду же, иду, не видите… что ли? — засмеялась Муся, судорожно разыскивая вечно терявшуюся трубку.

— Алло?! — девушка думала только о том, как бы поскорее выскочить на улицу.

— Простите, Маша, Вы меня не знаете… Но я хотела бы сообщить… Вас обманывают. Ваш Кирилл увлёкся Вашей же подругой.

— А Вы кто?..

Но в ответ раздались лишь назойливые длинные гудки. Неведомая «доброжелательница» просто бросила трубку. А определитель номера предательски бездействовал: анти-АОН или звонок из автомата…

Мария не сразу поверила в это дикое сообщение. Сначала она вызвала на ковёр все последние воспоминания и придирчиво их оглядела.

Нет, не может быть. Кирилл был таким же, как обычно: заражающим неуёмным весёльем и щедрым на подарки, комплименты и шутки. Их встреча была всё такой же яркой, романтичной и незабываемой. Ни мучений нечистой совести, ни тени сомнений и переживаний не отражалось на его холёном лице, и не было ни одного намёка на охлаждение отношений.

— Бред какой-то, — подвела итог Маруся, но полностью отделаться от тоненького червячка ревности и сомнений она так и не смогла.

На работе лучше не стало. Ни Светы, любимейшей из подруг, тайной поверенной всех чувств и эмоций, ни Кирилла не было. Где они? В командировке… Где именно? Ах, готовят рейтинг ресторанной кухни…

Сославшись на внезапную головную боль и практически не соврав, Мария пулей вылетела из редакции. Она прекрасно знала, куда могли пойти те, кому она отдала свои любовь и дружбу. Их городок был совсем не большим. И чаще всего в подобных ситуациях использовался ресторан «Афродита».

Через полчаса Маруся была уже у цели. Она жадно обыскивала глазами помещение, намеренно укрытое от яркого утреннего солнца, пытаясь в полутьме обнаружить опровержение своих подозрений. А вдруг сейчас эти двое по-деловому обсуждают плюсы и минусы греческой кухни, причём в компании каких-нибудь других, нейтральных, посторонних людей. И очень жалеют, что она, Маруся, по обыкновению, опоздала и сейчас не с ними…

И как раз в этот момент Маняша увидела ЕГО. И ОН был увлечён совсем не изысканными морепродуктами и даже не тончайшим дорогим вином… ОН… обнимал лучшую Машину подругу и нежно шептал ей что-то любовное на ушко.

Несмотря на тот странный звонок, Маруся сначала всё же не поверила своим глазам. Потом решила, что видит ещё одно продолжение очередного нелепого сна. Но прикушенная губа напоминала о том, что девушка давно уже проснулась.

Когда Кирилл обнял Свету ещё крепче и поцеловал в губы, сознание несчастной девушки помутилось. Предметы утратили свою чёткость и основательность и поплыли, как в бреду наркомана. Мир дал такую основательную трещину, что в неё безнадёжно провалились и надежды на счастье, и радость бытия, и само желание жить.

Словно заводная кукла, Маруся повернулась и пошла к дому. А перед глазами снова и снова вставали целующиеся предатели, разрушившие её вселенную. Девушка больше не оборачивалась, но сцена перед её глазами не исчезала и продолжала развиваться по самому банальному сценарию.

Закатывать дикую истерику в ресторане не имело смысла. На улице убитая горем девушка набрала свой любимый номер, и на дисплее высветилось: «Кирилл», а потом послышался голос, казавшийся когда-то самым родным и желанным.

— Да?!

— Где ты?

— Я… в ресторане. С деловым партнёром. Может, поговорим позже?

На заднем плане звучал легкомысленный и, как показалось Марии, наигранный и жеманный грудной смех Светланы. Видимо, именно её жаркий шёпот побудил Кирилла поскорее завершить разговор:

— Наша вечерняя встреча не отменяется. Всё как всегда.

— Ты уверен?

— А что? Ничего же не случилось… — он даже не заметил в её голосе новые ноты: смесь горечи, тоски и сарказма. — У меня, к сожалению, очень важное дело. Не могу сейчас говорить.

Всё как всегда?!! Значит, всегда было именно так… Вероятнее всего… Да вот только она, Маша, в мыслях уже была ЕГО женой, и именно потому терпела их несерьёзные отношения, что свято верила: скоро ОН не сможет без неё жить, ведь с каждым днём их чувства всё ярче, свежее, прочнее…

Маша шла по улице и горько плакала. Нет, слёзы не текли. Рыдала сама израненная душа, а это ещё страшнее и серьёзнее. Ведь будущего для неё, Марии, уже нет. Она была похожа на раненную лань: подстреленная охотником, она всё ещё по инерции продолжает бежать…

А потом… Марья сама не знала, как умудрилась открыть собственную дверь, запертую на три сложнейших замка. И даже не потрудилась её закрыть. Затем, как автомат, она подошла к столу, взяла листок и чётким почерком написала: «Ты меня предал. Я больше не хочу жить…»

Машины родители какое-то время назад трагически погибли — авария на заводе. А недавно умерла и бабуля. Но все вещи в комнате старушки так и остались лежать нетронутыми, как в музее. На стенах висели иконы, в шкафу лежали аккуратно сложенные вещи, а в аптечке остались все сильнодействующие лекарства, необходимые раковому больному. К тому же, к сожалению, у бабушки была масса сопутствующих заболеваний, от которых она постоянно лечилась.

Маша схватила целую горсть каких-то пилюль и запихнула себе в рот, жадно запивая водой из какого-то пузырька. Что там? Да какая разница. Хоть тормозная жидкость.

— Сейчас я засну, — подумала она, — и ОН ещё пожалеет. А не пожалеет — наплевать. Для меня-то уже всё точно закончится. Ещё час — и всё.

Но Мария ошиблась. Следующие два часа она ползала по ковру, корчась от нестерпимой боли и извергая из себя всё вместе: кровь, рвотную массу, остатки какой-то пищи и нечеловеческие стоны. Приступы рвоты были столь сильными, частыми и ужасающими, что девушка не могла даже громко закричать.

Из последних сил цепляясь за остатки угасающего сознания, она набрала службу «03» и выдавила: «Я себя убила, но я не хочу умирать, помогите!» А ещё через несколько минут сознание её померкло…

А потом Мария очнулась в какой-то палате. Очевидно, скорая успела её спасти, и сейчас она находится в больнице.

Измена любимого почему-то уже не казалась Марии поводом для самоубийства, и девушка хотела лишь одного: жить, жить и жить! Долго и счастливо.

Вот только почему у неё ничего не болит? Наркоз? Но соображает она хорошо, сознание необыкновенно ясное и совершенно не замутнённое ни болезнью, ни стрессом, ни препаратами.

Нужно попробовать встать.

Ежесекундно ожидая возвращения чудовищной боли, Маша пошевелилась, потом повернула голову — и дико заорала.

Напротив лежало нечто из фильма ужасов.

Синюшное, отёчное, безобразное тело, застывшее безжизненное лицо, неестественно вытянутые руки и ноги. Да и человек ли это? Или кукла?

И тут она снова закричала. На замороженной кукле были её любимые серёжки, её собственные кольца и даже её медальон с портретом Кирилла, такого далёкого и уже совсем не нужного и чужого.

— Ты хотела умереть? Пойдём, я покажу тебе участь самоубийц.

Рядом с Марией оказался… Ангел. Нет, Маша в церковь не ходила — некогда, да и в Бога не верила — что она, бабка старая что ли. Но о том, что перед ней именно её Хранитель, догадалась. Почти такой же лик был на иконке в Красном Уголке её бабули, и старушка нередко говаривала: «Вот, деточка, твой Ангел». К словам бабушки Маша относилась примерно так же, как к сказкам про серого бычка, и с реальной жизнью не соотносила, а вот теперь, похоже, придётся…

Ангел был печален и скорбен, но необыкновенно прекрасен. Его лик был чист и безупречен, он сиял и поражал неземным величием. Ни болезни, ни греха, ни страсти не знало это лицо. Оно было таким, каким его создал Творец. А вот у человека «зеркало души» бывает чаще всего таким, каким его изначальную чистоту сделала раковая опухоль грехов и страстей...

Сначала Ангел провёл свою подопечную по моргу и показал опустевшие тела, поруганные самоубийством.

Первым они увидели тело девушки, вытащенное из воды. И мучения, и смерть, и вода, и даже речные раки — все приняли участие в этом чёрном деле, и теперь на утопленницу было страшно смотреть.

— Она, — скорбно пояснил Хранитель, — не смогла выиграть на местном конкурсе так называемых «красавиц»… И решила, что жизнь окончена. Тот, кого она любила, был в жюри и присудил первый приз её сопернице. И это оказалось достаточным поводом для самоубийства.

Перед глазами Марии почему-то встала вся несостоявшаяся и утраченная жизнь юной модели… Пережив поражение, она разочаровалась бы в подобных мероприятиях и поступила сначала в медучилище, а потом и в институт. Вот она повзрослела, выучилась, стала врачом, а теперь делает свою первую операцию… Первую — в ряду поистине блестящих. Вот молодой военный, спасённый ею от неминуемой смерти, просит руки и сердца самой прекрасной девушки на свете, королевы его мечты. Их дети растут здоровыми и красивыми, и все они ходят в храм. Спустя много лет старушечка умирает в окружении своих правнуков, легко и тоже красиво. Она просто просыпается в иной реальности. И два ангела с радостными ликами несут её душу.

— Ты поняла теперь, сколько жизней оборвалось? И каких жизней! — ответил Ангел на немой вопрос своей подопечной.

Марии и раньше было жутко смотреть на замороженные тела, и совсем не тронутые тлением, и полуразложившиеся, а сейчас она и вовсе закрыла глаза, ясно читая истории несостоявшихся жизней. Наверное, именно поэтому девушка не до конца осознала, что находится уже не в страшной обители смерти, а в воздухе. Она каким-то непостижимым образом летела вместе со своим Хранителем и, придя в себя от шока, задавала наболевшие вопросы, посыпавшиеся, как горох.

— А что с ними теперь будет?

— А почему я летаю?

— А Бог действительно живёт на небе?

— Я что, умерла? И что же будет со мной?

На все эти вопросы Хранитель не отвечал, лишь крупные капли слёз лились по его прекрасному чистому лицу.

— Почему ты так печален? — совсем другим тоном тихо прошептала Мария.

— Я всё время ощущаю скорбь Господа о своих чадах. И я плачу о тебе и обо всех тебе подобных.

Через какое-то время Маша ощутила, что земная атмосферная рубашка кончилась. Но воздух не был теперь нужен для дыхания, ведь душа устроена совсем иначе, чем её земная оболочка и временное жилище — физическое тело.

Вскоре они оказались не в космосе, а в какой-то иной реальности. Маруся подумала, что надо бы себя ущипнуть: вдруг она спит или бредит от наркоза. И ощутила боль. Однако мир не изменился, а она сама не проснулась.

Путешествие было необыкновенно долгим, и нет нужды его описывать. Сами когда-нибудь увидим, но место, в которое эти двое летят, описать необходимо. Дай Бог, чтобы туда не попал никто!

Ангел и его подопечная действительно оказались в самых жутких и непроглядных глубинах ада. Здесь влачили вечность те люди, которые ВОТ ТАК воспользовались данными им богатствами: бессмертной душой, жизнью и свободой воли.

— Бесы, отвергнув для себя Бога, умирают. Долго. И с ними умирают всю вечность те, кого они вовлекли в эту чудовищную воронку.

А ещё в этой бездне ощущалось присутствие чего-то такого жуткого, что хотелось немедленно проснуться. Так душит больного бредовый сон: сердце буквально разрывается, нечем дышать, сознание плывёт, а проснуться как раз не получается. Здесь же спасительное пробуждение и спасение, увы, никому и никогда Н-Е-Д-О-С-Т-У-П-Н-О.

— Ты ощущаешь присутствие того, кто соблазнил Адама и Еву, принёс в мир смерть, горе, болезни и грехи. Вед всего этого Господь не создавал. И теперь Сатана и его слуги снова обманывают людей. Они лишают их законной надежды, которая дарована ЛЮБОМУ грешнику, но только до тех пор, П-О-К-А ОН Ж-И-В-Ё-Т. И даже после смерти его участь смягчают и изменяют молитвы близких, всей Церкви и — самое главное! — Божие милосердие.

Мария заглянула в эту чудовищную смрадную бездну и в ужасе отшатнулась… Её буквально оглушили непереносимый вой, стон и нечеловеческий крик, выплеснувшиеся из этого мира. Мира без надежды и покаяния… Когда-то давно, в той жизни, Маняша гуляла под окнами роддома, дожидаясь подругу, и впечатлительную девушку до глубины души поразили стоны, раздававшиеся из окон «родилки». Но она знала, что несколько часов спустя эти же женщины будут сиять улыбками, лишь только увидят своих маленьких деток. А вот вопли преисподней не унять — не заглушить. Ведь душа не может сойти с ума, упасть в обморок или умереть. Она вынуждена так существовать бесконечно долго. Всегда.

И слушать их было нестерпимо.

— Неужели нам туда? — спросила Маняша, всегда славившаяся среди подруг смелостью и бесшабашностью, а теперь застывшая в смертельном ужасе.

Кротко взглянув на неё, Ангел взмахнул крылом — по крайней мере, именно так Маша воспринимала сияние, струившееся от Хранителя — и перед ними возникла… молоденькая девочка, лет пятнадцати.

— Эта бедная душа выбросилась из окна, когда её мама вышла замуж второй раз. Несчастная невзлюбила отчима и мечтала отомстить матери, родившей другого малыша. Девушка начала пить, а потом погубила себя ещё и наркотиками.

В голосе Хранителя слышалась непередаваемая боль. Душа девочки была почти чёрной, и она, упав на колени, заплакала: «Помолись за меня. Я здесь не могу молиться. Помощь и молитвы Церкви не для таких, как мы!»

— А ты не можешь забрать её, унести на землю или в ваш рай?

— Нет, Мария, рыба может жить только в воде, а зверь — на суше. Если воду испортили, морские жители гибнут или страдают. Но если их попробовать вынести на свежий воздух, то они не спасутся, не смогут вмиг обрести лёгкие и избавиться от пузыря и от жабр. Но рыба или зверь не вольны выбирать среду обитания. А человек — волен. За жизнь он либо очищает себя от грехов и способен жить в раю, либо губит своё естество… И тогда и в раю не сможет находиться, даже если его туда впустят.

Но и грешник может обрести спасение. И в последнем покаянии, и в миг перед смертью, и в молитвах родных и близких…

— У неё нет близких?

— У неё нет шанса. Она самоубийца. И выбросила свой шанс и свою надежду вместе с собой из окна.

И вот перед потрясённой и оглушённой Марией потянулась вереница потерянных и обречённых душ.

Молодая девушка, не пожелавшая сохранить ребёнка и погибшая на операции… Юная воровка и разбойница, убитая при ограблении квартиры…

— Их деяния приравниваются к самоубийствам. Да и убийства на этих несчастных тоже есть — их уже не отмолишь…

А за этими душами — другие… и ещё-ещё-ещё!

— Скажите всем на земле! — кричали души.

Но Ангел лишь печально качал головой:

— Никто не поверит. Разве вы сами поверили бы, если бы услышали от кого-нибудь такую правду?

И души поникали и умолкали. А Мария думала:

— Нет, точно нет. Ни за что бы не поверила.

Она и Евангелие читала — правда, только из любопытства и для самообразования, и даже подобные истории слышала. Но к себе не применяла и воспринимала как сказку. И те, на земле, не поверят. Ни за что не поверят.

— Об этом говорят в храмах. Учёные и врачи слышат рассказы тех, кто вышел из комы, летаргии, клинической смерти. Все свидетельства говорят о существовании бессмертной души. И кого это убеждает? Схватятся, как за соломинку, за случаи, когда человек не умер, а бредит под воздействием лекарств — и тонут, тонут. В грехах и безбожии… — Ангел опустил голову, страдая за живых и умерших.

А перед Марией всё тянулась нескончаемая вереница…

Эта несчастная, наоборот, никак не могла выносить ни одного из своих малышей. Измученная бесчисленными операциями и лекарствами, она снова потеряла своего младенца. И когда муж её бросил, то несчастная помрачённая горем женщина… убила себя. А ведь где-то рядом живут несчастные брошенные дети, которые по ночам мечтают о том, что когда-нибудь у них снова появится мама. Мечтают и плачут…

Женщина-хирург. Не смогла спасти жизнь ребёнка. Её обвинили в преступной халатности. Не вынесла позора…А ведь мастерство прекрасного талантливого врача помогло бы вернуть здоровье множеству людей, её будущих пациентов.

Вот пожилая женщина, которая не вынесла унижений сына. Один её отпрыск был убит дружками-бандитами, другой постоянно требовал денег. Этот бесчестный человек тоже был здесь. Он, пьяный, сел за руль, несмотря на просьбы окружающих, и задавил ребёнка. Очнувшись в изоляторе, повесился. Его участь тяжелее, ведь он довёл мать до самоубийства. Мать, которая кормила и одевала детей, но не заботилась о главном — о душе.

Вот старушка, которой казалось, что близкие её нехороши. Она от обиды и мести покончила с собой, причём сознательно подгадала так, чтобы внучка была беременна, а дочь лечилась от сердечного приступа. Самоубийство унесло с собой ещё две жизни: малыш родился мёртвым, а у дочери не выдержало сердце. И не было у этой старой женщины ни склероза, ни старческого слабоумия. А вот храмы она в молодости разрушала. И Ангела своего близко не подпускала. Вот бесы и нашептали.

— Ангел мой, неужели никто из самоубийц не спасён и не спасётся?

— Я покажу тебе одну душу, а о прочих не могу ничего сказать.

Рядом с Ангелом появилась совсем другая душа. Она была прекрасной, молодой и светлой. На лице её жила радость и царило спокойствие — такие, каких Мария никогда не видела на земле.

— Её зовут Елена, — ласково проговорил Хранитель. — И она сбросилась с крыши.

— Так значит… получается, что можно спастись самоубийце?

— Нельзя, — покачал головой Ангел, — её погубила болезнь: незадолго до смерти девушка сошла с ума. Сейчас близкие подают за неё записочки и молятся об упокоении души. Она никогда и не видела этих адских глубин, лишь один раз этой чистой душе показывали то, чего она избегла.

— Тебе хорошо в раю? — с замиранием сердца спросила Маша.

— Да, — мягкий голос пел от тихого счастья, — не передать тебе, сестра. Мученики терпели немыслимые страдания, зная, что вечность в раю и любовь Божия стоят любых мук. Но от обычных людей редко требуется терпеть, когда с них сдирают кожу или подвешивают за волосы… И помни:

Бог не даёт человеку ношу, которую он не сможет понести.

Все страдания либо к радости, либо к прощению грехов и к избавлению от вечных мук, либо к мученическому светлому венцу. И Бог в на земле всегда рядом с тобой. Ты Его не видишь, но можешь ощутить Его любовь. Он тебя любит всегда. И несёт твою ношу вместе с тобой.

Мария села на какой-то камень, колючий и раскалённый, как и всё вокруг — и заплакала. Она вдруг осознала, что нет ничего у человека дороже Бога и его собственной бессмертной души… После увиденного Маша простила и Кирилла, и Свету, и всех, на кого держала зло. Душа девушки просто истаивала от слёз, от ощущения безысходности и невозможности вернуть всё обратно.

— Протяни руку, — мягко сказал Ангел и предупредил:

— Сейчас тебе будет очень больно.

Маша послушно протянула правую руку… и, когда приблизилась ещё немного к адской бездне, то почувствовала такой жар, что громко закричала. На Марусиной руке когда-то была сделана татуировка: свернувшаяся змея. Как это ни странно, этот же знак оставался и на её душе, подобно тому, как на шее Елены сверкал православный крест.

Змея внезапно ожила, злобно зашипела, сползла с руки испуганной девушки и была затянута в адские глубины.

— Подобное тянется к подобному, — сказал ей Ангел. — Это был нехороший знак. А ожог будет тебе напоминать о том, что всё произошедшее не бред и не сон. Я очень боюсь за тебя и не хочу, чтобы ты попала в ад.

— И ещё, — Хранитель внезапно погладил Машу по голове, как маленького ребёнка, — тебе поклон от твоей бабушки. Она за тебя молится, но сама передать тебе привет не может. Между вашими мирами — непреодолимая пропасть.

— Но бабушка же умерла! — воскликнула Маруся. И тут же осеклась, забыв, что и сама она уже вышла из своего тела, а это значит, что для остальных, конечно же, считается мертвой. И поняла давние слова бабушки: «У Бога, внученька, все живы!»

— У Бога все живы, — Ангел Хранитель, казалось, прочитал её мысли. — Но живы лишь те, кто у Бога.

— А ведь друзья за меня даже записочки не подадут, — и Маша снова горько заплакала:

— Ой, за меня же нельзя! Так ведь и дома они не молятся.

— За тебя можно, — мягко сказал Ангел, — но только не за упокой.

— А как же?

— За здравие!

В ту же секунду Мария ощутила, что она стремительно падает вниз. Удивлённая, душа пыталась ещё раз увидеть лик своего Ангела, но вокруг были лишь тучи. Маша приближалась к земле. Она снова не увидела, как произошёл переход в привычную реальность, и почти сразу же влетела в своё бездыханное тело…

Все муки лечения Мария переносила с радостью. Очнувшись, она тут же попросила к себе православного священника.

После исповеди и причастия боли утихли, а сама Мария чувствовала себя чистой и заново рождённой, несмотря на долгое и тяжёлое лечение. У неё не было соблазна посчитать увиденное бредом, родившимся под воздействием лекарств. А если бы такой соблазн и возник, то ожог на руке напоминал бы о смерти и воскресении. Этого следа, как говорили и врачи, и санитарки, не было у умершей Марии. Выжженное пятно на месте татуировки появилось после поступления в больницу и после гибели пациентки, но до того, как больная пришла в себя. И никакими физическими причинами объяснить его появление было никак нельзя…

А спустя много лет прекрасная и здоровая молодая женщина пришла ещё раз поблагодарить врачей. Рядом с ней шёл её муж, красивый и сильный мужчина, души не чаявший в любимой «второй половинке». Он в пояс поклонился всему медперсоналу и — в первую очередь — больничному батюшке, исповедовавшему, соборовавшему и причащавшему больную. Ведь его жене не только была сохранена и возвращена жизнь, но и подарено здоровье, не пострадавшее от яда самоубийства. А медики и священник приложили все силы к скорейшему выздоровлению пациентки. Из-за спины родителей выглядывали трое ребятишек. Погодки: Сергий, Николай и Леночка. Они тоже радовались произошедшему чуду и были счастливы, что у них такая хорошая мамочка.

А бутылочка, из которой Мария пыталась запить смертельную дозу лекарства, была, оказывается, со святой водой. Бабушка всегда держала крещенскую воду под рукой. На случай, если будет очень плохо.

Сейчас Мария ощущала себя самым счастливым человеком на земле. Не только из-за мужа и детей. Даже оставшись одинокой или калекой[1], она бы радовалась жизни на земле, а не в аду. Она была счастлива, что живёт на этом свете. И часто повторяла волшебную фразу: «Слава Богу за всё!»

[1]   Вернувшись с того света, Мария сумела вернуть радость бытия ещё одному отчаявшемуся человеку. Ей удалось отговорить от самоубийства свою соседку, замечательную женщину, потерявшую здоровье в страшнейшей аварии. Но это уже совсем другая история.