«Благоразумный разбойник»

Степан угрюмо сидел за столом возле пустой бутылки водки. Мысли его были невеселы. Два месяца назад он вернулся в своё село из колонии. Пустой дом встретил его не ласково, холодно. Во всем чувствовалась неустроенность и отсутствие хозяйской руки. Это была уже третья отсидка Степана. Все три причины, почему он оказался на нарах, были списаны как под копирку: пьянка, после которой «подвиг». Первый раз, перед самым окончанием школы, они ограбили ларёк, и были взяты через полчаса, не успев насладиться тем, чего добыли. Второй раз он ограбил прохожего, причинив тяжкие телесные повреждения, — не хватало денег на водку, чтобы продолжить начатое. Пострадавшим оказался школьный учитель. Он был единственным, кто поставил Степану пятерку по географии, разбавив ровный строй троек по остальным предметам в школьном аттестате. Третий раз с собутыльниками залезли в какой-то дом в соседней деревне и вынесли всё под чистую. Поймали их через месяц.

Отсидев от звонка до звонка в третий раз, Степан решил, что ему в зону с её воровскими порядками и понятиями больше не хочется. К принятию этого решения его привел отец Олег, который служил в храме на территории зоны. Он вроде бы напрямую ни к каким решениям не склонял, на совесть не давил, но проповеди священника западали Степану в душу и делали своё дело.

В церковь Степан начал ходить в колонии. Когда он прибыл туда в третий раз, то храм ещё только строился. Степан вспомнил, что когда-то в детстве бабушка водила его на Пасху в церковь на праздничную службу, после которой они святили куличи и крашенные яйца. В его душе шевельнулось что-то тёплое и давным-давно забытое, и он решил тоже помогать при строительстве, а когда строительство завершилось, стал регулярно посещать богослужения. За два года до выхода Степана на волю отца Олега заменил другой священник — отец Василий. Как рассказал новый священник, отец Олег попросился по старости и после смерти жены у правящего архиерея за штат, уехал на свою родину и иногда сослужит, когда позволяет здоровье, в каком-то селе недалеко от города вместе с молодым приходским священником, помогая ему своим опытом. Степан очень полюбил отца Олега, наверное, так полюбил, как не любил никого больше, кроме матери, которая умерла, когда Степану было двенадцать лет. Отец Василий тоже был хорошим священником, но отца Олега он Степану заменить не смог...

Степан сидел за столом с пустой бутылкой, и его взгляд угрюмо блуждал по комнате. Мысли текли вяло, с остановками и большими промежутками между ними:

«Что делать? ... Деньги уже на исходе... вот, уже два месяца, как я ищу работу и в селе, и в близлежащих деревнях. Всё без толку... Сельское и деревенское начальство, всякие там фермеры и арендаторы хорошо помнят мои «подвиги»... и на работу не берут,... а может, её действительно нет? Ни один я тут без работы маюсь и пью горькую».

Степан снова угрюмо посмотрел по сторонам. Видимо, за такой взгляд он на зоне и получил кличку «Угрюмый». Внимание Степана привлекла икона, стоящая в красном углу. Под иконой весела лампадка, огонёк в которой не зажигали наверно лет тридцать пять, с тех пор как умерла бабушка Степана, да и лик Спасителя еле-еле угадывался от многолетней пыли.

«Я же хотел завязать! ... Что смотришь? Я же просил Тебя помочь?! ... Отец Олег тоже молодец, дал надежду! ... А я уже два месяца головой о стенку бьюсь, и никакого толку! ... Опять на дело придется идти?! Опять срок мотать?! ... Не хо-чу!!! ... Достало всё! ... Достала жизнь такая!»

Степан встал и, покачиваясь, на ватных ногах направился к иконе. Взял её, протёр тыльной стороной руки лик от пыли и посмотрел в глаза Спасителю. Он почувствовал, что взгляд Христа возрождает надежду, которая у него совсем угасла, надежду на то, что скоро всё должно устроиться. От осознания этого ему стало почему-то противно и горько, он смачно сплюнул на пол. Ему вспомнился воровской принцип: «Не верь, не бойся, не проси». Степан ещё раз мрачно посмотрел на икону и бросил её на старое место, развернулся и, шатаясь, поплёлся к столу. В это время в дверь кто-то постучал.

— Кого ещё там несёт, на ночь глядя?! — заорал полупьяным голосом Степан.

— Чё орёшь? Свои это!

Дверь распахнулась, и в комнату ввалились два старых знакомых Степана. Их послужной список «подвигов» был не меньше чем у Степана, а у Ивана по кличке «Серый» ещё и больше. Второго Степан по имени не знал, помнил только кличку «Хромой». Он, действительно, был хромой — когда-то в детстве сломал обе ноги, и что-то не так срослось.

— Свои дома сидят, телевизор смотрят! — пробурчал Степан, но руку для рукопожатия протянул. — Что припёрлись? Что надо?

— Да остынь ты, Угрюмый! — расплылся в покровительственной улыбке Серый. — Сразу видно, что не хватило тебе для полного счастья, — и он указал на пустую бутылку, стоящую на столе.

— А ты, значит, можешь помочь моему горю?

— Могу! Хромой, доставай!

Хромой достал из-за пазухи две поллитровки.

— Вот это разговор! — взгляд Степана потеплел.

— Закусь имеется? — спросил Серый. — Та-а-ак, «покойника» со стола, — сказал он, садясь и убирая пустую бутылку на пол.

— Найдём! — засуетился Степан.

Он достал ещё две стопки, наполнил тарелку квашеной капустой, полбулки хлеба порезал небольшими кусками. Серый достал из кармана пиджака банку рыбных консервов.

— Живё-ё-ём! — довольно потёр руками Степан.

Хромой разлил водку.

— Ну,... вздрогнули!

Они опрокинули стопки.

— Между первой и второй перерывчик небольшой! — не закусывая и занюхивая рукавом пиджака, хохотнул Серый, пока Хромой снова разливал водку по стопкам.

Они выпили. Закусив, блаженно отвалились от стола на спинки стульев.

— Как дела, Угрюмый? Чё делаешь?

— Что делаю? Работу ищу! А её днём с огнем не сыщешь!

Серый подмигнул Хромому:

— Разливай.

Они снова выпили и закусили. Между третьей и четвертой перерывчик опять был небольшим. Степан почувствовал, что у него отчетливо зашумело в голове. Его начало сильно «штормить». «Им хорошо,... они трезвые были,... а я уже бутылочку всосал», — подумал Степан, однако отказаться от продолжения пьянки ему не позволяла гордость.

— Работа, — подмигнул Серый Степану. — Она дураков любит, а ты, Угрюмый, у нас не дурак! Вот ты и безработный! — разразился пьяным смехом Серый. — Разливай по последней, — просмеявшись, приказал он Хромому.

Выпили. Степан тупо смотрел перед собой. Его мысли путались. Он боролся с тем, чтобы не уронить голову и не уснуть прямо за столом: «Кто знает этих доходяг! Уснёшь, а они последнее вынесут!».

— Слышь, Угрюмый! Есть тема. Тут недалеко один старичок — божий одуванчик — проживает. Давай к нему наведаемся? Всё, что есть, выгребем. Продолжим наши посиделки. Ты, я вижу, уже хорош, а нам с Хромым не хватило.

— Ну, так и идите с Хромым, я-то тут причем?

— Хорош расклад! Как водку пить, так вместе, как на дело идти, так порознь!

Пьяному Степану показалось, что он, действительно, ляпнул что-то совсем уж глупое.

— Ладно, Серый, не пыли! Пойду я с Вами! Вот только штаны подтяну!

Он встал, попытался подтянуть штаны, но ноги его подкосились, и он упал на пол. Еле-еле встав на четвереньки, Степан пополз на выход из дома. Рядом с дверью стояла бочка с дождевой водой. Степан засунул в неё голову, чтобы освежиться. Свежий воздух и холодная вода сделали своё дело — Степан смог подняться на ноги и, держась за стены, вошел обратно в дом.

Серый и Хромой по-прежнему сидели за столом, мрачно разглядывая пустые бутылки и стопки. Хромой меланхолично жевал квашеную капусту.

— У-у-у! Накурили ироды! — пробурчал Степан. — Что расселись? Идём что ли?

Серый и Хромой переглянулись, тяжело поднялись и пошли на выход.

Пробирались задворками на другой конец села. Вроде бы никто их не заметил. Подошли к нужному дому. Света в окнах не было, виден был только огонёк лампадки в красном углу.

— Спит старикашка! — прошептал Серый. — Значит так, соколики, открываем входную дверь, там из сеней два выхода в разные половины дома. Каждая половина — две комнаты. Угрюмый, ты пойдёшь в левую половину, там никто не живёт. Мы с Хромым пойдем в правую, там старикашка. Угрюмый, прошерстишь у себя, к нам присоединяйся. Понял?

Степан утвердительно мотнул тяжелой головой.

— Ну, пошли!

Они подкрались к двери. Дверь была не заперта.

— Во-о-о, фраер! Ничего не боится! — довольно прошептал Серый.

Они разделились, как и договаривались. Степан толкнул дверь в левую половину. Дверь тоже была не заперта. Степан обошел комнаты, они были совершенно пусты. Мебель старая, на кроватях лежало старое постельное бельё, застеленное ветхим покрывалом, на котором треугольником стояла подушка, облаченная в такую же ветхую наволочку с небольшим рисунком, вышитым крестиком. Степан открыл шкаф. Шкаф был пуст. Пока он изучал содержимое комнат, на второй половине слышалась какая-то возня, глухие удары и тихий стон. Видимо, потому что Степан со свежего воздуха зашел в помещение, в голове у него снова помутилось, он почувствовал непреодолимое желание прилечь, к горлу подкатила тошнота. «Наверно, водка была палёная! Иначе, чего бы меня так мутило!» — подумал Степан. Он быстро открыл окно, и его вырвало. Вытерев рот занавеской, снова оглядел комнату. В голове снова прояснилось. Взгляд Степана остановился на красном угле. Там стояли две иконы: Божьей Матери и Святителя Николая. Он подошёл ближе. «Иконы старые, оклад, скорее всего, серебряный, — подумал Степан. — С паршивой овцы хоть шерсти клок. Хоть это здесь возьму. Потом продадим».

Степан взял иконы подмышку и направился к подельникам. Когда вошел на правую половину дома, к нему повернулся Хромой:

— Ты прикинь, Угрюмый, мы сюда в три часа ночи пришли, а этот старый перец еще не спал! Стоял тут на коленях перед иконами и молился!

Хромой стоял лицом к Степану, а за его спиной на стуле сидел какой-то старик. Кто это был, Степан не видел. Да и особо это его не интересовало. Он обвел своим угрюмым взглядом комнату. Та же убогая обстановка. Всё старое.

— Серый, ты зачем нас сюда привел? Что тут брать?

— Да откуда же я знал, что у этой церковной крысы полный голяк? К нему вечно толпы народа ходили, из города часто приезжали. Я думал, у него денег куры не клюют.... Хотя мы кое-что нарыли. Смотри, — Серый показал на стол. — На бухло хватит!

На столе лежало три иконы, примерно такие же, как были у Степана подмышкой, два священнических креста тонкой работы и около двух тысяч рублей мелкими купюрами, рядом валялся пустой кошелёк. Еще на столе Степан заметил деревянное пасхальное яйцо, искусно раскрашенное. Оно показалось ему знакомым, но пьяные мозги с трудом шевелились. Под столом на полу валялось старенькое священническое облачение.

Тем временем Серый обратился к истязаемому:

— Ну, чё, старик, говорить будешь? Где гробовые деньги прячешь? Молчишь? Хромой врежь-ка ему ещё разок.

Хромой подошел к старику.

Тот мешком сидел на стуле. Его голова была низко опущена на грудь так, что лица не было видно. Длинные седые волосы были всклокочены, седая борода была запачкана кровью. На голой старческой груди виднелись несколько чёрных пятен от сигарет. На шее висела верёвка. «Душили что ли?» — подумал Степан.

Хромой встал сбоку от сидящего старика и нанес короткий, но сильный удар под дых. Старик от удара инстинктивно поднял голову, глухой кашель с кровью вырвался из его горла.

Степан увидел избитое в кровоподтёках лицо старика. У него всё внутри похолодело. Хмель в одну секунду выветрился из головы. Это был отец Олег...

Отец Олег снова уронил голову на грудь.

— Чё он там шепчет? — прищурился Серый, — Ну-ка, Хромой, послушай.

Хромой нагнулся и приблизил своё ухо к губам отца Олега.

— Господи... не вмени им... греха... сего, — произнес Хромой, делая долгие паузы между словами.

— Одним больше, одним меньше, — хохотнул Серый. — Врежь-ка ему ещё разок для освежения памяти.

Степан очнулся от столбняка. Одним прыжком он оказался около Хромого и нанёс ему сокрушительный удар сбоку в челюсть. Хромой отлетел в угол комнаты.

— Ты чё, Угрюмый, с дуба рухнул? — заорал Серый.

Однако Степан ничего не слышал. Он схватил со стола полотенце, упал на колени перед отцом Олегом и стал вытирать его лицо и тело от крови, приговаривая: «Потерпите,... потерпите... дорогой отец Олег. Я сейчас, ... я помогу, ... помогу, ... вытру, ... водички попить принесу, ... «Скорую» вызову... Я с Вами в больницу поеду... У-у-у, ироды, ... что они с Вами сделали! — Степан резко с ненавистью оглянулся на Серого, который удивленно взирал на происходящее. — Если бы я знал, куда идём! — продолжал суетливо хлопотать возле обессиленного тела священника Степан, пытаясь заглянуть в глаза отцу Олегу. — Я бы их, иродов, первых в землю закопал! ... Это всё водка! ... Будь она проклята! ... Вы потерпите, ... потерпите, отец Олег, я сейчас...».

В это время Хромой вылез из угла, в котором он оказался после удара Степана, и, утирая кровь, тихо подошел к Серому.

— Мочить его надо, Серый. Он нас ментам сдаст!

Серый метнул быстрый и недобрый взгляд на Храмого:

— Без сопливых склизко! Сам знаю, — прошипел Серый, вытаскивая нож-бабочку.

Степан хотел подняться с колен, но не успел. Серый подошел сзади и нанес несколько ударов ножом в область печени и сердца.

«Боже мой! Как больно!»

Степан остался стоять на коленях, тело его обмякло, а голова упала на колени отца Олега.

Пока Серый вытирал нож об священническую епитрахиль, поднятую с пола, рука отца Олега с верёвкой, которая болталась у него на шее, опустилась на голову Степана, голова откинулась назад.

«Простите, отец Олег! Не смогу я Вам ничем помочь. Дружки на перо подсадили...» — сознание медленно покидало Степана.

— Хромой, чё, старикашка, бормочет?

Хромой снова нагнулся и прислушался.

— Бормочет «прощаю и разрешаю».

— Ах ты, гнида старая! — Серый в бешенстве подскочил к отцу Олегу и всадил нож в сердце. От сильного удара стул опрокинулся, и священник повалился на пол.

Всё. Это последнее, что зафиксировало сознание Степана.

Постепенно в голове прояснялось. Степан ощутил себя лежащим на земле. Что было вокруг, он разобрать не мог. Перед ним в полном священническом облачении красного цвета стоял отец Олег. Он улыбнулся и протянул к лежащему Степану руку, помогая встать. Степан сел:

— Отец Олег! Вы живы! Нас нашли?! — радостно воскликнул Степан.

— Нет, раб Божий Стефан, — спокойно ответил отец Олег. — Нас убили.

— А почему мы живы?

— У Бога все живы. Вставай, пойдём.

— Куда?

— Туда, где нас уже давно ждут.

— Я боюсь!

— Не бойся, иди с надеждой, Господь милостив.

— Откуда Вы всё это знаете? — спросил я у отца Павла.

— От Степана и знаю.

— Он выжил?

— Он очнулся, когда оперативная группа осматривала место преступления. Сразу потребовал к себе священника и оперативника. Это была и исповедь, и дача свидетельских показаний одновременно. Когда я прочитал разрешительную молитву, Степан поцеловал крест и Евангелие, расписался в протоколе, я причастил его Христовых Тайн, он лёг, сложил руки на груди крестообразно, закрыл глаза, улыбнулся и умер.