Арест

Анна Васильевна Ланская

Арестован!

Анна Васильевна почувствовала слабость. Закружилась голова. Она прислонилась спиной к стене, беспомощно глядя на сестру милосердия Евгению, прибежавшую из больницы со страшной новостью.

Валя арестован. Его взяли прямо в больнице, и повели, должно быть, в железнодорожные мастерские, где происходил суд над восставшим Туркменским полком.

Арестован. В груди что-то ёкнуло, оборвалось. Тупая боль пронзила легкие, стала болью острой. Анна Васильевна резко согнулась, скрученная кашлем. Кашель выворачивал наизнанку, тряс её худые плечи, резал горло. Рядом засуетилась Евгения, прибежала горничная. Чужие руки расстегивали её воротничок, усаживали на кресло, протягивали чашу с каким-то питьем. Анна Васильевна задыхалась. Кашель разрывал тело, но больнее билась душа: «Что теперь будет с мужем?»

Они познакомились в Киевском госпитале Красного Креста возле города Читы.

Когда в 1903 году по госпиталю поползли слухи, что второе отделение хирургии возглавит молодой выпускник медицинского факультета Киевского университета, сестра милосердия Анна не могла и предположить, что новый врач станет её судьбой.

«Святая сестра» называли её между собой работники госпиталя. Девушка отличалась исключительной добротой и кротостью характера. Анна мечтала посвятить свою жизнь Богу.

Сейчас, когда Анна Васильевна вспоминала время своего девичества, она грустно улыбалась. Где сейчас эта легкость, это парение? Тогда она могла всю ночь просидеть у постели больного в молитве за него. Молитва и служение будто давали ей силы, радость, покой.

Валентин Феликсович сразу обратил внимание на отзывчивую сестру милосердия. Анна была высокой, статной девушкой, с тяжелой косой каштановых волос, доходящей до талии. Белая косынка сестры милосердия обрамляла её нежное лицо с правильными чертами. Но девушка привлекла врача не внешней красотой, а своим внутренним содержанием. Новый врач тотчас подметил её искреннюю заботу о больных, её готовность выполнить любое, даже самое тяжелое поручение врачей. Девушка не боялась крови, гноя, пролежней, не чурачилась обмывать лежачих, не гнушалась резкого запаха стариков. Она была приветлива и ласкова со всеми и для каждого находила доброе слово.

Валентин Феликсович сам преображался рядом с этой девушкой. Когда он ходил по больничному корпусу, его глаза невольно искали именно её, а найдя, начинали тихо светиться. Будучи человеком скромным и сдержанным, врач сначала никак не выражал своё особое расположение к сестре Анне, но пришел день, когда девушка сама заметила его любовь.

Анна испугалась.

До этого случая она никогда не боялась мужчин. Если сказать точнее, для неё мужчин как бы не существовало. Окружающие воспринимались Анной просто как люди: как врачи или как больные. Потому так легко ей было отказать в замужестве двум претендентам на её руку и сердце. И так просто дать себе зарок хранить девство всю жизнь.

Теперь всё переменилось.

Валентин Феликсович, этот задумчивый человек, с глубокими глазами и широким русским лбом, впервые вселил в неё страх и смущение. Анна почувствовала, что врач видел в ней не сестру, не человека, и даже не просто женщину, а жену, мать своих детей. И это осознание странным образом взволновало её. Его целомудренное отношение к ней, его бережное обхождение и внимательность порождали в её душе признательность и ответную любовь.

Долгое время она скрывала это чувство даже от себя самой. Но оно разрасталось внутри неё, крепло, пробивало твердь её сердца.

С осознанием своей любви пришло и ощущение стыда. Ведь она дала обет Богу, пусть не прилюдно, не обет монашеский, но когда-то она пообещала Богу остаться Ему верной. А, значит, думала Анна, полюбив человека, она совершает измену Богу, самой себе. Такие мысли ранили, уязвляли, заставляли бороться с растущим чувством.

Анна Васильевна Ланская

Но тщетно. Любовь не отпускала Анну.

Осенью 1904 года Валентин Феликсович сделал ей предложение. И Анна Васильевна, все еще мучаясь душой, приняла его.

Венчание должно было состояться в церкви Архангела Михаила, построенной во времена декабристов. Накануне вечером Анна осталась после богослужения для молитвы. Она стояла у иконы Спасителя и молилась, прося простить её. Неожиданно ей показалось, что Христос отвернул от неё Свой лик и икона в киоте исчезла. Девушка заплакала, полагая, что так Господь напоминает ей о её несдержанном обете.

Всю ночь она терзалась сомнениями, мучилась от чувства вины, однако, венчание состоялось, и сестра милосердия Анна Ланская стала Анной Васильевной Войно-Ясенецкой.

Анна Васильевна полулежала в кресле, укутанная в теплую шаль. Рядом с ней стоял бокал со взбитыми свежими яйцами. Говорят, они помогают при грудной болезни. Возможно. Анна Васильевна не притронулась к бокалу. Она, не отрываясь, смотрела на лик Матери Божией, перед которым горничная еще утром затеплила лампаду. На её пугающе-бледном челе ярко горели пятнами щеки. Глаза впали, а скулы наоборот резко обозначились, делая лицо похожим на маску. Губы потрескались и издалека казались черными.

Её знобило. Кашель то и дело возвращался. И каждый приступ был тяжелее предыдущего.

К обеду пришел знакомый их семьи с новыми сведениями. На Валентина Феликсовича донес некий Андрей, что работает в морге при больнице. Главврача Войно-Ясенецкого и ординатора Ротенберга отвели на допрос. У железнодорожной станции люди кричали. «Зачем с ними возиться! Расстрелять их под мостом!» Но их не расстреляли, а доставили в штаб. Туда же пригоняли солдат восставшего полка. Всех по очереди вызывают в отдельную комнату. Говорят, в списке имен почти всем ставят кресты. Живым оттуда еще никто не вернулся.

Анна Васильевна выслушала новости с непроницаемым лицом, затем медленно перекрестилась. Её щеки еще больше вспыхнули. Дрожащей рукой она оперлась о подлокотник кресла и встала. Шерстяной платок сполз с плечей, упал на пол. Женщина не заметила этого.

— Позови детей! — тихим и одновременно твердым голосом сказала она горничной.

Бог не сразу даровал детей чете Войно-Ясенецких. И в первые годы супружества всю свою любовь и заботу Анна Васильевна дарила исключительно мужу. Валентин Феликсович стал для неё всем: и отцом, и супругом, и врачом, и ребенком. Теперь её мир был сосредоточен на нем. И невольно, отдавая всю себя служению мужу, она ожидала от него такого же внимания.

Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий

Но Валентин Феликсович оставался прежде всего врачом, в ком нуждались другие люди. Нежно относясь в Анне Васильевне, он однако выше всего ставил врачебный долг. Все его время занимали операции, приемы, перевязки, врачебные советы, научная деятельность.

Молодая жена страдала. Ее любовь разрослась, незаметно переходя в собственичество. Пока, наконец, не породила в душе Анны Васильевны мнительность и ревность.

Да, она ревновала. И мучилась от чувства жгучей ревности.

Уверенная в целомудрии своего супруга, она не боялась физической измены, но её угнетала мысль о том, что рядом с Валентином Феликсовичем находятся другие сестры милосердия — юные, горящие своей работой. Она ревновала к этим молоденьким сестрам, потому как видела в них себя прежнюю. Она боялась, что наскучит мужу, что разделяя с ней быт, Валентин Феликсович обнаружит её несовершенство, что когда-нибудь он встретит кого-то более чистого, достойного, светлого. Анна Васильевна боялась духовной измены.

Она успокаивала себя тем, что такие мысли пусты и беспочвенны, что они лишь указывают на её незрелую личность. Но снова и снова страдала своею мнительностью, изводя себя бессмысленными переживаниями, а мужа — бесконечными расспросами. Она видела, понимала, что недоверием ранит Валентина Феликсовича, что разрушает мир в доме, ломает свое здоровье. И потому, справившись с подобными приступами, тут же просила прощения, говела и каялась.

На третий год совместной жизни у Анны Васильевны и Валентина Феликсовича родился первый сын. Материнство сгладило порывистость характера Анны Васильевны. Переключило её внимание с мужа на детей. Однако она так до конца и не смогла излечиться от злого чувства ревности.

В комнату вошли четверо детей. Лица их были бледны, встревожены. Видно, слухи донеслись и до детской.

Анна Васильевна внимательно посмотрела на вошедших, останавливая взгляд на каждом из них и остро примечая в лицах, выражениях и мимике детей родные черты любимого мужа.

Мише шел двенадцатый год. Лобастый, с чистым взором светлых глаз он сейчас больше всего походил на своего отца. Это их первенец.

Анна Васильевна вспомнила, как впервые сказала мужу, что у них будет малыш. Что, ей кажется, будто она беременная. Как Валентин Феликсович поправил очки, и взглянул на неё взором не обрадованного мужа, а заинтересованного врача. Вымыл руки, стал ощупывать живот и расспрашивать у неё подробности, словно хорошая акушерка.

Он и, правда, принимал у неё в срок роды.

Да, она рожала при своем муже. И напрасно шептались местные женщины, пугали. Мол, разлюбит муж, видя твои потуги. Анна Васильевна не слушала подобные толки. Кому как не Валентину Феликсовичу быть рядом в её трудах, молиться за неё и помогать ей. Кому первым взять ребенка на руки, перерезать ему пуповину. Кто как не он лучше справится, если не дай Бог, что-то пойдет не так?

Родился Миша.

Через год — Леночка.

Эта хрупкая беленькая девочка. Их единственная дочь. Такая серьезная, смышленая. Любимица Вали. Её тоже он сам принимал.

Только Алеша родился, когда Валентин Феликсович был в отъезде. Анна Васильевна перевела взгляд на второго сына. Они жили тогда в Романовке. Супруг уехал на заседание врачей в город Балашов. Обещал вернуться к родам. А у неё отошли воды. Хорошо в селе оказалась проездом акушерка. Она и принимала Алексея.

Последним родился Валечка. Валентин. Названный в честь папы, конечно. Ему только четвертый годок. Он хмурит брови совсем как отец.

Боль снова полоснула по груди. Как там Валентин Феликсович? Жив ли?

— Дети. — справилась с собою мать. — Встанем вместе на молитву. Богу помолимся о Вашем отце.

Валентина Феликсовича арестовали. Возможно, его уже нет в живых.

Отпустив детей, Анна Васильевна прилегла.

Что сейчас сделаешь? Надо только молиться и ждать. Вернулась лихорадка. И острый кашель давил горло. Она держала у губ платок, с вышитыми инициалами В. Ф.

Она думала, какая она жена.

Дурная.

Гордая.

Ревнивая.

«Возможно, эта ревность дана в искупление нарушенного обета...» — как-то обронил Валентин Феликсович.

Анна Васильевна задумалась над его словами. Годы в браке притупили её ощущение вины пред Богом. Более теперь Анна Васильевна понимала, что супружество было ей необходимо, что оно стало для неё настоящей школой познания своего падшего человека, а также обучения любви к ближнему и к Богу. Она ясно увидела, что образ святой сестры был придуман ею, не более. Что по-настоящему служить, страдать, болеть за другого она не умеет, и только-только учится этому, находясь рядом с любимым ею человеком.

А ревность... Ревность — это проявление самости.

Господи, прости неразумную. Прости! — безмолвно кричала Анна Васильевна, глядя на икону.

Лоб горел. Её знобило. В гостиной часы отбивали семь вечера. Восемь. Девять.

Она вспомнила, как год назад он слег с подозрением на туберкулез легких. Это случилось после того, как старшая сестра Анны Васильевны привезла то злополучное одеяло, на котором умерла её дочь. «С этим одеялом к нам в дом вошла смерть!» — сказал Валентин Феликсович. А вскоре разболелся. Анна Васильевна не отходила от его постели, день и ночь проводя рядом с мужем. Его состояние пугало её, ведь, привыкнув побеждать чужие хвори, Валентин Феликсович сам обычно он не поддавался болезням. А тут, казалось, был при смерти.

Тогда, Анна Васильевна помнила, её впервые посетила молитва:

— Боже, не забирай моего мужа раньше, чем меня. Я прошу тебя только об этом. Он еще нужен другим людям, он может послужить Тебе, служа другим людям. Я же без него — ничто. Забери первой меня, прошу тебя, Боже. Меня забери. А его — исцели. Отведи от бед. Спаси и сохрани мужа моего, Господи.

Молилась тогда Анна Васильевна.

Молилась она так и сейчас.

В гостиной часы пробили десять.

Валентина Феликсовича продержали в штабе до позднего вечера. Кто-то приметил там известного хирурга, и немного расспросив врача и его ординатора, их отпустили. Валентин Феликсович сразу поехал обратно в больницу. Где распорядился готовить больных к операции, как будто ничего не случилось.

Вернулся домой он далеко за полночь.

Анну Васильевну он нашел в гостиной. В кресле, укутанную в шерстянную шаль. Она спала. Видимо, забылась. В ладони платок. Боже милостивый — кровь! Неужели вернулась чахотка?

Она открыла глаза.

— Анечка...

Она кивнула. Такое белое лицо.

— Прости меня. — зашептали её губы.

Она попыталась улыбнуться, но не смогла. Он обнял её и тут же отстранил от себя. Озабоченно потрогал лоб, взял кисть, стал считать пульс. Потянулся к керосинке, увеличил пламя.

— Мне надо посмотреть твои легкие...

— Живой! Слава Богу! ... — пролепетала она и потеряла сознание.

Послесловие

Тяжелое душевное потрясение, которое пережила Анна Васильевна, узнав об аресте мужа, крайне вредно отразилось на ее здоровье, и болезнь стала быстро прогрессировать. Она скончалась в конце 1919 года.

Валентин Феликсович пережил супругу на 42 года. В 1923 году он принял монашество с именем Луки и наречен епископом.

Прославлен русской-православной Церковью в лике святителей-исповедников.

Все дети Войно-Ясенецких стали врачами.

Данный рассказ основан на Автобиографии свт. Луки Войно-Ясенецкого. Однако является художественным произведением и не претендует на историческую достоверность.