Башни Силоама

«Или думаете ли, что те восемнадцать человек, на которых упала башня Силоамская и побила их, виновнее были всех живущих в Иерусалиме? Нет, говорю вам; но если не покаетесь, все так же погибнете» (Лк.13.4,5)

— Здравствуйте. Бог в помощь. Помощницу примете? — поздоровалась Катя, войдя в помещение монастырской кухни.

— Спаси Господь. Конечно, примем, — улыбнулась в ответ женщина средних лет. — Выбирай ножик поострее и пристраивайся. Меня Надеждой звать, а тебя как?

— Екатерина, Катя.

Женщина сидела на табуретке около большого чана, наполовину заполненного резаными яблоками. Перед ней стояло ведро с мытыми фруктами, а вдоль стены был уложен целый штабель мешков. Она автоматически чикала по яблокам. Четыре движения ножом — сердцевина в сторону, новое яблоко — к разделке. Повидло потом повар изготовит для монахов. Катя выбрала себе нож по руке, кратко помолилась «перед началом нового дела» и присела рядом… Работа монотонная и почти бесконечная. Кто-то пожертвовал монастырю целую тонну яблок и теперь забота — успеть переработать до того, как они начнут портиться. А направить-то и некого на эту работу. Мужчины-трудники находятся в подчинении у отца-эконома, да и работа другая у них есть, не женская. Женщин в этот момент в мужском монастыре оказалась только одна Надежда, да вот, Катя приехала на несколько дней, очень кстати… Матушка-хозяйка быстренько оформила Катю в гостиницу и привела ее на это срочное послушание.

Как водится, в монастырях работа делается за страх…, за Божий страх. Так, чтобы не стыдно было ее предъявить Тому, во Чью славу работа работается. При монотонной работе голова свободна. Чтобы никакие случайные мысли не лезли в нее — следует молиться. Но непрестанная внутренняя молитва — это для тех, кто имеет навык. Другие обходятся пением вслух… Когда новые знакомицы пропели все, что они знали от «Царица моя преблагая» до «Воскресения христова» и слегка притомились голосами, невольно, слово за слово возникла беседа.

— Вы тут долго уже живете? — поинтересовалась Катя.

— Долго. Я тут, можно считать постоянно живу уже второй год, — ответила Надежда.

— Наверное, очень большая нужда привела сюда? — предположила Катя.

— У нас у всех одна большая нужда есть. Спасение. — и чуть помедлив, Надежда добавила, — дочка у меня умирает… уже третья. — Голос у нее дрогнул, нож выпал из рук и ладони крепко прижались к глазам. Но Надежда быстро справилась и продолжила, подобрав нож.

— Рак крови у нее. Пока я здесь живу и молюсь, болезнь не прогрессирует. Как только приеду домой — сразу ухудшение.

— А что врачи говорят?

— Не получается у них. Делают регулярно анализы и ничего понять не могут в динамике болезни. Не стану же я им говорить, что стабилизация состояния совпадает по времени, пока я в монастыре живу. Три дочери у нас было, и у всех обнаружили лейкемию.

— Лечились? Ведь сейчас и операции какие-то делают, правда, дорого…

— По всякому. Мы люди не бедные. Когда первая дочь заболела, мы все институты прошли, всех профессоров. Ничего не помогало. Когда стало совсем плохо, пошли к бабкам и экстрасенсам. Прости, Господи! — перекрестилась Надежда и примолкла, глядя на влажно мелькающую сталь ножа.

«Чик-чик, чик-чик», обрезок в сторону — новое яблочко к разделке. Разговор разговором, а дело не должно стоять

— Как только ни колдовали… В конце-концов один из них признался, что это исцеление никому из людей не по силам. Что нам нужно идти только в церковь и там просить исцеления как чуда. Мы как прозрели. Храм-то у нас просто через дорогу от дома, а мы его словно и не видели. Пришла. Не знала как свечку поставить. Спрашивала где «за упокой», где «за здравие». Подслушала в очереди разговор про Санаксарский монастырь, про тамошнего старца. Выспросила, как доехать. В Мордовии это. По карте нашли и поехали с мужем на машине. Нам тогда поначалу чудно было. Приезжаешь, тебя, не спрашивая ни о чем, кормят ужином и укладывают на ночлег. Задаром. Утром — на службу… Ох и трудно с непривычки отстоять монастырскую службу по полному чину. Но выдержали. После службы смотрю — стоит особняком группка женщин, чего-то ждут. Я к ним бочком, может, услышу как старца-то этого найти. И тут они все как подхватились. Кинулись к дверям храма. Оттуда как раз монахи выходить начали. Среди них идет один… Сразу стало понятно, что это именно он… Его окружили кольцом. А он, не останавливаясь, идет по двору в окружении народа. Ему выкрикивают вопросы:

— Батюшка, болею я. Что делать?

— Ты с наркоманом живешь блудно, он сам гибнет и тебя за собой тянет, — не оборачиваясь, отвечает старец.

— Выходить ли мне замуж? — кричит другая

— Нет, оба будете болеть. Вы не пара друг-другу.

Ну, тут я вижу, что старец уже почти до дверей дошел, и последняя успела крикнуть свой вопрос ему:

— Батюшка! Дочь умирает от рака! — а сама уже рыдаю. — Он тут остановился, посмотрел на меня и говорит

— Дети у вас от невенчанного брака, и дочь эта ваша старшая зачата даже не в гражданском браке. Вот и нет на ваших детях Божьего благословения. Если хочешь их спасти — муж твой должен окреститься и вся твоя родня должна обвенчаться.

Я как обмерла, откуда он это все узнал? И так я возмутилась несправедливостью

— Чем дети-то мои виноваты? Ведь все вокруг точно так же живут!

А он, уже и не глядя на меня, отвечает, что, мол, башня Силоамская не выбирала себе самых грешных, что скорби людям посылаются как горькое лекарство для их же духовной пользы и вразумления. И людям следует не роптать, а молиться о разъяснении высшего промысла о них, ибо нет ничего, что происходило бы с человеком не для его блага. А у меня возмущение в ответ: «Смертельная болезнь — это благо?». А он, уже в дверях обернулся, ласково улыбнулся и сказал, всех благословив: «У Бога все живы! А ты — молись Царице Небесной» И ушел…

Я осталась как оглушенная. Приехали мы домой, и я постаралась забыть эту не понятную беседу. Я тогда и про «Силоамскую башню» впервые услышала… Умерла моя старшенькая через месяц после поездки и сразу же врачи нашли лейкемию у средней дочери. Тут уж я в подробностях вспомнила весь разговор со старцем…

Начала мужа пытать крещеный ли он. Он с тем же вопросом — к своей матери и к родне. Вот что интересно. Все помнят, как пили водку и гуляли на его крестинах, а как его крестили и где, никто не мог вспомнить. В конце-концов одна тетушка вспомнила, что в тот день священник заболел, и все службы в храме отменили. А гостей-то уже пригласили, стол накрыли… Вот и отметили не состоявшиеся крестины. Прав старец-то оказался, как и с зачатием нашей старшенькой… Мы ведь и в ЗАГС-то пошли с мужем уже на шестом месяце, а до этого три года жили «просто так». Крестился муж мой тут же и мы через неделю обвенчались. У дочери сразу улучшение состояния врачи нашли. Мы на радостях кинулись к родне — обвенчайтесь и вы! Не тут-то было. Нас на смех подняли. Мракобесами называли, помешанными… Значит, пока мы по колдунам мотались, и они нам адресочки подкидывали — все мы были нормальными, а как только к храму повернулись лицом — сразу чокнутыми стали для всех… И ведь пока мы объезжали всю родню, болезнь не развивалась, как бы ждала, чем дело закончится. Но получили мы последний отказ — и сразу резкое ухудшение состояния… За полгода дочка как свечечка сгорела. Похоронили и ее…

— Кошмар, двоих детей похоронить за один год, — ужаснулась Катя.

— Да, я думала, что не выдержу и что-нибудь с собой сделаю. Повели младшенькую на анализы — и у нее то же самое… Только ради нее жить осталась я тогда.

— Ужас, и этого всего мало для убеждения и вразумления? — всплеснула руками Катя.

— Мало, — горько вздохнула Надежда, поджав уголки губ. — Как случилось это и с третьей дочерью мы с мужем опять поехали по всей родне. От самых дверей подъезда до каждой квартиры шли с ним на коленях и с рыданиями умоляли обвенчаться, так как старец сказал. Давали деньги на оплату всех церковных треб и сверх того…

— Неужели возможно отказать такой просьбе?

— Можно. С первого раза умолили только половину родни. В конце-концов остальные тоже согласились, но одна моя сестра двоюродная отказалась наотрез.

— Атеистка такая убежденная?

— Да нет, похуже… — не стала уточнять Надежда и примолкла, — молюсь я за нее. Молюсь и за дочь и за нее. Пока молюсь и живу я в монастыре, Царица Небесная своими рученьками удерживает эту третью нашу «башню силоамскую». Человекам это не возможно, лишь бы сил у меня хватило… Уже два года удерживаем башню эту от обрушения… Две старшеньких-то у нас за полгода сгорали…