Ну что ты будешь делать! Не спится, и все. Сашка подтянулся на локтях и сел, подогнув ноги. Конечно, вставать нельзя, раз мама им давно «спокойной ночи» пожелала, но и вот так валяться без сна сил нет. Он уже и слонов считал и думал — интересно, а как они выглядят — не на картинке, а в жизни?. Обещали ведь его в Зоопарк сводить в Минске, когда к тете поедут, а теперь и Зоопарка, небось, нет. Людей-то погибло сколько, а уж звери, кто их считал! Война…
Сашку, как всегда, разбудило солнце. Вставать совсем не хотелось, но и спать было невозможно: оно било прямо в глаза и нагревало маленький топчанчик, на котором он лежал, до того, что под утро Сашка был уже весь мокрый. Он поднял вспотевшую голову. Ну, конечно, он так и думал: Аля с Ванькой безмятежно спали...
После тренировки Сашка Семирадченко к метро с ребятами не пошел. Вывалили из раздевалки все вместе, гурьбой: в дверях, как обычно, затор устроили: пихались, толкались, возились и хохотали. Тренер Владимир Петрович, он их всегда провожал, даже прикрикнул. Тогда те, кто сзади шел, надавили на передних, и ребята вылетели наружу, как пробка из бутылки. Вылетели — и остолбенели, даже братцы Федькины смеяться перестали...
Дима смотрел на дорогу, в сотый раз обдумывал ситуацию и ругал себя: ведь он с самого начала знал — нужно ехать одному, Ольгу брать нельзя. Он сразу так решил, едва поговорил с агентом, лощеным молодым человеком этой их новейшей формации — безупречный костюм, модный галстук, аромат одеколона...
Лешка Князев был второгодником. Ну, то есть сейчас, в десятом классе, он первый раз учился, а раньше, еще в седьмом, два раза сидел. Их прежняя классная, когда к нему за что-нибудь привязывалась, всегда говорила: «Ну, уж это, Князев, ты мог бы знать, ты все-таки в школе — старожил»...
День не заладился с самого утра — при том с такого утра, которое у большинства людей справедливо считается ночью. В полпятого Лена услышала вопль четырехлетнего Тишки. Она еще спала, а ноги уже двигались в сторону комнаты, некий механизм, с некоторых пор живший в голове независимо от сознания, мгновенно поднимал ее и заставлял шевелиться, хоть разумной части ее существа это казалось невозможным...
У Владимира Петровича болела голова. Это был один из тех изматывающих, знакомых еще с юности, приступов, когда, казалось, боль, начинаясь где-то в правом виске или под бровью, постепенно пронизывает всю голову, распространяется везде, не дает, ни лежать, ни сидеть, ни ходить — пока не выпьешь разом несколько болеутоляющих таблеток. В молодые годы такое бывало раза два в год, не чаще, а сейчас чуть не каждый месяц...
Полина Сергеевна жарила оладьи. Вообще-то она бы с большим удовольствием сделала что-нибудь попроще, но с Шуркой удалось договориться только на оладьи. И, мало того, пришлось на одной сковородке жарить с «ябакам», а на второй — с «кабатьками». Время, как обычно, поджимало, уже совсем скоро надо было выезжать. Она прибавила огонь, и маленькая дачная кухня потонула в чаду...
